Черная стая
Шрифт:
Что там сверкает в лесу?
Я слышу, как гром приближается,
Темными рядами сбегая с холмов,
И трубят рога,
Наполняя душу ужасом.
И если ты спросишь черных всадников, что это...
Это Лютцова дикая, дерзкая охота.
– - Это мы?
– - шепотом спросил Дитрих, наклоняясь к самому уху Войцеха, -- вот уж не подумал бы.
– - Мы, -- улыбнулся Войцех, -- такими мы останемся в памяти поколений. Песни иногда могут больше, чем дела. Но мы постараемся оправдать доверие,
– - Кажется, майор в этом не уверен, -- фон Таузиг сжал локоть друга и легонько кивнул в сторону командира фрайкора, стоявшего по другую сторону музыкального салона.
Рядом с бароном стояла прелестная юная блондинка в изящном палевом платье с черными и красными бархатными лентами. Она не сводила восторженного взгляда огромных голубых глаз с сурового лица фон Лютцова, и он, хотя по всему виду был увлечен музыкой, сжимал затянутой в перчатку рукой ее маленькую нежную ручку.
– - Давай потихоньку сбежим, -- предложил Войцех, -- разговор меня занимает больше, чем музыка, ее я еще наслушаюсь.
Они незаметно выскользнули из салона, и отыскали пустующую маленькую гостиную, по дороге прихватив канделябр с горящими свечами из рук оторопевшего от такого самоуправства лакея.
– - Баронесса Элиза прелестная женщина, -- продолжил разговор Войцех, набивая трубку, -- я уже видел ее, когда ездил к майору просить разрешения на проведение учений. Но тогда она была в мундире, и я не смог в полной мере оценить ее красоту.
– - Ты на что это намекаешь?
– - удивленно спросил Дитрих.
– - Да ни на что, -- рассмеялся Войцех, -- уже и полюбоваться хорошенькой женщиной нельзя, чтобы не заподозрили в далеко идущих планах. Она любит мужа, это слепой не проглядит.
– - Настолько, что отправилась за ним в поход, -- заметил фон Таузиг.
– - Женщине не место среди воинов, -- неодобрительно покачал головой Шемет, -- хотя, признаю, мундир ей идет. И когда еще выпадет случай полюбоваться женскими ножками без всякой задней мысли?
– - Я в таких случаях не задом думаю, -- расхохотался Дитрих, -- но ты прав. Дамы -- существа хрупкие, их надо держать подальше от опасностей и тягот войны. Впрочем, баронесса, кажется, в бой не рвется. Мне говорили, она помогала хирургам ухаживать за ранеными после дела с обозом.
– - Баронесса, -- с нажимом напомнил Войцех, -- кто рискнет оскорбить жену командира непристойной шуткой или предложением? А если другие дамы последуют ее примеру? Или даже девушки?
– - Я первый постараюсь получить ранение, -- с улыбкой кивнул Дитрих, -- но самое легкое, разумеется.
– - Я тебе постараюсь, -- погрозил кулаком Войцех, -- пример дурной не подавай. Карл вон на тебя, как на греческого героя, молится. Совсем еще мальчишка, а дерзок до безумия.
– - Один из лучших, -- согласился Дитрих, -- из него выйдет отличный гусар. И офицер, со временем.
– - Если нам дадут такую возможность, -- вздохнул Войцех, -- Кутузов, кажется, не очень торопится разгромить Бонапарта. Может, надеется, что летние морозы в Германии сделают за него всю работу?
– - Дрезден жечь не будем, -- желчно ответил Дитрих, -- он для этого слишком хорош.
– - Москва не хуже была, -- Войцех докурил и выбил трубку в большую китайскую вазу, стоявшую на полу, -- давай вернемся к гостям, дружище. И будь, что будет.
За ужином, накрытым со всей роскошью светского дома, несмотря на войну, Войцех оказался между Дитрихом и Эммой Кернер, темноволосой красавицей, всего тремя годами старше брата, сидевшего по левую руку от нее. Ужин явился продолжением концерта, Йозеф фон Ейхендорфф, Макс фон Шенкендорф и сам Теодор Кернер читали стихотворные здравицы, встречаемые дружными овациями собравшихся. Даже сам хозяин прочел "Оду к радости", написанную его близким другом Шиллером по его просьбе.
– - Как много поэтов, -- улыбнулся Войцех соседке, -- и все пишут мадригалы Германии, забывая о прекрасных дамах, которые не менее патриотизма вдохновляют нас на подвиги.
– - Я росла среди поэтов, -- лукаво усмехнулась Эмма, -- Шиллер качал меня на руках, Гете и Клейст читали стихи вместо колыбельных. Я знаю цену словам поэтов, сударь. Честные дела воинов больше говорят моему сердцу. И я горжусь своим братом.
– - Он достоин того, чтобы им гордилась такая замечательная девушка, -- согласился Войцех.
– - А вы знаете, господин граф, -- заметила Эмма, поглядывая то на одного, то на другого юношу, сидевшего рядом с ней, -- вы с ним очень похожи. Только у вас волосы светлые и глаза голубые, а у него -- темные.
– - Возможно, -- с улыбкой ответил Войцех, -- давно не разглядывал себя в зеркало. Но Теодор очень хорош собой, сударыня. Так что я могу считать это комплиментом?
– - И какую выгоду вы собираетесь извлечь из этого, сударь?
– - Эмма сердито нахмурилась, но веселый блеск черных глаз говорил о том, что это только светская игра.
– - Уговорите отца устроить небольшой танцевальный вечер, пока мы в Дрездене, -- рассмеялся Войцех, -- и я, без ложной скромности, предложу вам лучшую мазурку в вашей жизни.
– - Я подумаю над вашим предложением, -- ответила Эмма.
Девушка обернулась к брату, которого не видела уже год, и Войцех отдал должное вину и кушаньям, молча разглядывая гостей. Кроме офицеров фрайкора он здесь никого прежде не знал, но лицо юноши, сидевшего в дальнем конце стола, показалось ему смутно знакомым. Темноволосый и бледный, с бархатными черными глазами и классически-прекрасными чертами лица, он задумчиво вертел в пальцах бокал красного вина, и тарелка перед ним оставалась почти нетронутой.
– - Знаешь, кто это?
– - тихо спросил Войцех фон Таузига, взглядом указывая другу на юношу.
– - Мне кажется, я встречался с ним в Петербурге. Странно, он совсем не изменился с тех пор, несмотря на крайнюю молодость. Словно вчера это было.
– - Может, он просто не так молод, как кажется?
– - ответил Дитрих.
– - Впрочем, можешь сам спросить его после ужина.
– - Мы встречались в маскараде, -- вспомнил Войцех, -- и я не уверен, что он узнает меня. Но попытаться можно.
Он задумался.