Черная тропа
Шрифт:
Второе отделение концерта Петров слушал из ложи администрации, куда его любезно пригласил помощник администратора. Скромно устроившись на заднем стуле, в уголке, он по-прежнему наблюдал за интересовавшей его парой.
Когда после концерта Зина шла об руку с новым знакомым пустынной улицей города, направляясь к себе домой, она не могла, конечно, знать, что человек в скромной форме пожарника незаметно следует позади и почему-то тревожится за нее.
Секретарь заводского отдела кадров — полная, властная на вид женщина — встретила лейтенанта Горелова с едкой любезностью.
— Можете быть уверены, наши все прописаны. Мне уже пришлось заплатить за рассеянность штраф. Вторично платить не собираюсь...
— Признаюсь, — сказал Горелов, — я никогда еще не оштрафовал ни одного человека. Просто мне нужно уточнить сведения о некоторых работниках из механического, литейного и гаража.
— Все они перед вами, — сказала секретарша, усаживаясь за стол. — Все, и даже с превышением: здесь и котельный, и деревообделочный, и модельный.
Горелов ругнулся в душе и вытащил с полки наугад толстую кипу папок. Это были личные дела работников заводского коммутатора. Он сунул папки обратно на полку и взял следующую кипу. После анкет работников бухгалтерии, клуба, ремонтных бригад замелькали дела электриков, токарей, экскаваторщиков, бульдозеристов...
— Послушайте... Что вы делаете? — испуганно воскликнула секретарша. — Так вы мне перепутаете все дела!
— Ну, что ж, — улыбнулся Горелов. — Тогда у вас будет работы больше, чем у меня.
— Нет уж, давайте лучше я сама. — И она стала нехотя выкладывать на стол личные дела рабочих механического, литейного и гаража. Папок было много, и лейтенант с тоской наблюдал, как груда на столе все растет.
— Достаточно? — наконец спросила секретарша.
— Да, пожалуй, на целую неделю! — весело отозвался Горелов.
Пристроившись у свободного краешка стола, он принялся листать бесчисленные анкеты, среди которых его интересовала лишь одна. Вот, наконец, и она. Морев Степан Фаддеевич... С малого квадрата фотографии на Горелова глянули чуточку прищуренные, равнодушные глаза.
Данные у Морева были образцовые: рабочий, участник Великой Отечественной войны, был ранен, награжден орденом Красной Звезды и медалями, закончил механический техникум в Ростове, судимостей не имел...
К делу были приложены два отзыва организаций, в которых ранее работал Морев. Директор сочинской автобазы, по-видимому, не чаял в нем души, а начальник бакинского СМУ-2 свидетельствовал, что Морев был трижды премирован как отличный водитель самосвала.
Отзывы были тщательно оформлены, штампы и гербовые печати отчетливы, даты, регистрационные номера, подписи начальников — все, как и должно быть. И все же он решил взять фотографию Морева с тем, чтобы, пересняв ее, на следующий день возвратить.
С обиженной кем-то из паспортистов секретаршей Горелов простился почти дружески. Он сказал, что на сегодня достаточно наглотался пыли ее архива, а следующую порцию согласен принять завтра.
Через полчаса, возвратившись в управление, лейтенант Горелов вызвал междугороднюю и заказал разговор с Сочи и Баку. Его заверили, что данные о службе Степана Морева будут присланы с ближайшей авиапочтой.
В управлении
Улица Крутая находилась на окраине, и Горелов встревожился: успеет ли он к четырем?
Ему посчастливилось остановить на ближайшем перекрестке такси, которое он отпустил в двух кварталах от Крутой. Окраина города была пустынной — одна из тех редких в нашей стране окраин, на внешнем виде которых время почти не отразилось: ни новых строений, ни тротуаров, ни мостовой. Эта часть города с подслеповатыми бревенчатыми особняками доживала свои последние дни: по плану расширения города здесь намечалось разбить парк культуры.
Улица Крутая, изогнутая между оврагов и пустырей, пользовалась неважной славой: работникам районного отделения милиции нередко приходилось наведываться сюда и беспокоить в частных особняках то самогонщиков, то рыночных дельцов, то граждан без прописки и без определенных занятий.
По-видимому, не случайно именно здесь, на Крутой, в полуразрушенном доме свил себе гнездо и «святой» проповедник — личность весьма загадочная. Верующие старушки в самом деле считали его святым, способным творить чудеса. «Отец Даниил» даже в заморозки ходил босиком, спал, говорили, на голых досках... Впрочем, здоровьем он отличался исключительным, а одно из его главных «чудес» заключалось, пожалуй, в том, что он с поразительной ловкостью избегал встреч с милицией.
Горелов уже немало слышал о «святом» и хотел быстрее познакомиться с ним поближе. Теперь, когда исчезла Галя Спасова, а цепочка следов вела к «отцу Даниилу», это знакомство стало неизбежным. Все же, помня постоянные сдерживающие замечания Павленко, его критические вопросы в ходе следствия, лейтенант не спешил с выводами. «Важно обстоятельно и бесстрастно разобраться во всем этом деле», — говорил он себе. Однако само это слово «бесстрастно» казалось ему до обидного неуместным. Разве можно идти без страсти по горячему следу врага? Нет, очевидно, нужно подчинить себе страсть, обратить ее в силу, в логику, научиться терпеливо развязывать самые сложные житейские узлы...
На углу Крутой, у ее начала, Горелов заметил мужчину в серой кепке и легком темном пальто. Он не сразу узнал майора, которого больше привык видеть в военной форме.
— Есть признаки, что птичка улетела, — сказал Бутенко, оборачиваясь и раскрывая пачку «Беломора». — Я заходил здесь в два дома, чтобы снять угол. В одном посмеялись над этим «святым», а в другом ждут «чуда». Оказывается, трое суток назад он ночевал у богомольной хозяйки и сказал, что уходит «искать истину»...
— А какое же «чудо» он запланировал?
— Толком хозяйка и сама не поняла, да это и простительно — ей восемьдесят лет!.. Однако мне хотелось бы знать: ушел он из города или просто спрятался? Если ушел, найти его по приметам — дело несложное, а если спрятался, искать будет сложней.
Они остановились у дома № 17. Это был последний в ряду, старенький домишко над оврагом. Узенькая тропинка вела в глубь двора, к ветхой дощатой веранде. Вдоль высокого прогнившего забора и у полуразрушенного сарая с покосившимися дверьми буйно разросся бурьян. Дальше, по склону оврага, виднелся запущенный, заросший травой сад.