Черневог
Шрифт:
Было заметно, как вздрогнул Саша, а затем в растерянности взглянул на Петра. Тот был уверен, что Саша подслушал его тайные мысли.
— Когда ты почувствуешь это, то напомни мне, чтобы я занимался своими собственными делами, — раздался в ответ слабый Сашин голос.
— Но это очень расстроит Ивешку, — сказал Петр и, вспомнив, о чем он не сказал Саше в свое время, добавил: — Это ведь не единственный раз когда, она убегает из дома.
Саша выглядел очень расстроенным. После долгой паузы он наконец сказал:
— Она никогда не говорила
— Она сказала, что сотни лет приобретала дурные привычки. А однажды она сказала… — Ему не хотелось сейчас вспоминать об этом. Он знал, что Ивешка будет готова убить его, если узнает, что он сказал об этом Саше. Но он подумал сейчас и о том, что если и есть хоть одна душа, которой следовало бы знать об этом, то… — Она сказала как-то, что временами подумывает о том, что должна вновь умереть, что временами у нее бывает почти осознанное желание…
Сашино лицо помрачнело и на нем появилась тревога.
И тогда Петр задал тот самый вопрос, который почти три года мучил его:
— Она на самом деле может сделать это? Она действительно может пожелать собственной смерти?
— Мне кажется, что она имела в виду совсем другое, — сказал Саша. — Она думала, что может умереть, но ведь это совсем не то, что умереть по собственному желанию.
— Ну и какая разница? — Его собственная жена говорила о самоубийстве, а он не нашел ничего лучше, как спрашивать у восемнадцатилетнего мальчика, что же все-таки она подразумевала под этим. — Черт возьми, но что же я могу для нее сделать?
— Сделай ее счастливой.
— У меня это получается не самым лучшим образом. — Он почувствовал, как ком вновь встал у него в горле. Он поднял с земли кувшин и открыл пробку.
— Мне кажется, ты можешь сделать это лучше, чем кто-либо другой, — добавил Саша.
А Петр подумал о водке и почувствовал, что это путь трусливого отступления. Тогда он взглянул на костер, изо всех сил желая, чтобы Саша перевел разговор на другую тему. Он уже выяснил все, что хотел.
— От прошлого очень трудно избавиться, — продолжал тот. — Ужасно тяжело. Я знаю это, потому что убил собственных родителей.
— Ах, черт… — Петр это знал и ему очень не хотелось, чтобы Саша вновь начал думать об этом.
— Здесь очень трудно определить, кто виноват. Просто очень трудно повзрослеть, если все время чувствуешь, что твои желания выполняются. Она ненавидела своего отца, но в то же время он удерживал ее, например, от поджога дома или от того, чтобы она пожелала его собственной смерти, или еще от чего-то подобного. Он был достаточно силен, чтобы остановить ее. Но меня не остановил никто. То, что хочет Ивешка, и то, что заставляет ее убегать из дома, происходит по той причине, что колдуны не могут жить рядом друг с другом. Именно поэтому в городах и вырастают такие плохенькие колдуны. Ведь не даром отец Ууламетса отвел его в лес и оставил у дверей дома, где жила колдунья.
— Это была Маленка. — Петр тоже
— Ууламетс говорил, что большинство самых настоящих колдунов просто сходят с ума, а многие из оставшихся желают только об одном: вообще не иметь никаких желаний. И вот это и есть самое действенное лекарство от колдовства, если оно в данном случае действительно необходимо. Но Ивешка вряд ли захочет этого. А теперь подведем итог: Маленка умерла, Драга умерла, Ууламетс умер, Черневог… один Бог только знает, что с ним. И насколько мне известно, Ивешка и я — единственные сильные колдуны, оставшиеся в живых. Это…
Наступила неожиданная пауза, в течение которой было слышно только потрескивание костра, да шелест ветра в деревьях.
— Это ведь на самом деле очень трудно… Очень трудно бывает временами, — продолжил Саша после паузы. Петру даже показалось, что в его глазах появился какой-то странный блеск, сжатые пальцы побелели, а руки плотно обхватили колени. — Страшно и жутко. Но когда ты оказываешься в состоянии сделать то, что задумал, то становится еще страшнее от мысли оказаться беспомощным. Поэтому на поверку выходит, что лучше ничего не делать. Но уж если ты взялся за дело, то должен быть уверен в своей правоте.
Петр не нашелся сразу, что сказать. Наконец он проговорил:
— Ты гораздо лучше, чем Ууламетс.
— Я тоже надеюсь на это, — сказал Саша и подбросил новые ветки в огонь. Его губы были плотно сжаты. Петр почувствовал, что что-то произошло: во всяком случае, все его боли неожиданно прекратились.
Он предположил, что это была просто-напросто очередная кража из лесных запасов.
— Ты полагаешь, что она просто боится, — спросил он. — Боится делать то, что делаешь ты, потому что может вовремя не остановиться?
— Я думаю, что она ужасно боится этого. — Саша бросил еще несколько веток в костер. — Ей пришлось вести отчаянную борьбу с собственным отцом. И не только в словесной перепалке. Не забывай, что колдуны при этом обмениваются желаниями, которые носятся между ними туда-сюда. Но ему удалось-таки остановить ее. У него всегда хватало на это сил, пока в один прекрасный день она не сбежала из дома. Я не думаю, что она понимала, как он боялся за нее.
— Но почему? Ведь она не могла победить его.
— Да все потому, что колдун никогда не бывает так силен, как в детстве. — Саша помолчал, глядя на огонь. — Поэтому он хотел заставить ее делать то, что на его взгляд было разумно. По крайней мере, чтобы не допустить, чтобы ребенок спалил дом или пожелал чего-то по-настоящему опасного и глупого. Ведь мать Ивешки была колдунья, колдуном был и ее отец. Так что она получила в наследство этот дар с обеих сторон. Я не слышал ни от кого о подобном случае, не слышал о нем и сам Ууламетс.
— О чем ты говоришь? — Петр откровенно признавался, что не понимает, о чем идет речь, возможно лишь за исключением того, что этот факт не предвещал ничего хорошего.