Чернила и огонь
Шрифт:
Он закрыл каталог. Наклейка «1944–1945 Ягор» неожиданно приобрела актуальность, словно насмехаясь над нами. Открепив от пробковой доски фотографию, Себастьян положил ее передо мной.
– А потом случился наш первый успех: Вальтер Лахманн.
На фото была изображена группа людей. На переднем плане стоял полноватый мужчина лет восьмидесяти с книгой в руках. Мне сложно было не связать образ этого старика с другим, уже несколько дней не покидавшим моих мыслей: Жозефина, мать Фритц-Брионеса, вцепившаяся в свой экземпляр «Неряхи Петера».
Вальтер Лахманн находился в компании женщины и двух мужчин. Я узнала Себастьяна: лет на десять моложе и несколько стройнее,
– Лахманн был из Берлина, – объяснил он. – И был евреем, чтобы вы понимали. В 1942 году, будучи подростком, он вместе с бабушкой был депортирован в концлагерь в Латвии. Когда она умерла, его перевели в лагерь Берген-Бельзен. Ему удалось выйти оттуда живым и эмигрировать в Соединенные Штаты. – Он снова указал на вырезку с интервью с Детлефом Бокенкаммом. – Это интервью с моим коллегой опубликовали в немецкой газете Der Spiegel. Статью сопроводили несколькими фотографиями книг, скорее всего, появившихся у нас из-за нацистских грабежей. Среди них был сборник детских сказок, который принадлежал Лахманну. Какой-то тип из Калифорнии, его друг, прочитал статью, и фамилия показалась ему знакомой. Он рассказал ему об этом, и Вальтер и правда узнал этот экземпляр. Его дочь связалась с нами, и мы начали все подготавливать для того, чтобы вернуть ему книгу, которую у него отняли, когда он был совсем маленьким.
Он несколько раз побарабанил пальцем по фотографии, чтобы подчеркнуть ее ценность.
– Возвращение этого сборника сказок помогло Лахманну снова встретиться с частью своего прошлого, которую, как ему казалось, он утратил навсегда. Это изменило его жизнь. Раньше он никогда не рассказывал о своей молодости, но, получив книгу, решил поведать о своем опыте и поделиться им, выступая с лекциями в институтах и ассоциациях. Это стало переломным моментом. С тех пор возвращение украденных книг приобрело значимость, которой никто не ожидал, и руководству пришлось уделить ему внимание. Случай Вальтера Лахманна продемонстрировал, что сентиментальная ценность всех этих похищенных экземпляров была неоценимой.
Я услышала знакомые нотки воодушевления, очень напоминавшие те, что еще недавно звучали в голосе Олега. На какое-то мгновение Себастьян Финстервальдер вновь превратился в пылкого и радостного юношу, отмечавшего свой первый большой успех на той фотографии.
Впрочем, эта иллюзия не продлилась долго. Скептицизм взял верх, и, казалось, мужчина сам себя винил за то, что позволил себе подобную слабость. Буквально за несколько секунд он снова превратился в того сдержанного и кроткого человека, каким был до этого.
– К сожалению, в большинстве случаев вернуть эти книги уже некому.
Кабинет погрузился в густую тишину. Себастьян снова повесил фотографию Лахманна на пробковую доску.
– У нас есть общедоступная база данных в интернете, – продолжил он. – Ее легко найти в Гугле. Мы выкладываем туда названия книг, которые расследуем, и добавляем к ним фотографии пометок или посвящений, если они там есть, и любых других деталей, которые помогут владельцу или его потомкам узнать эти экземпляры. – В его голосе прозвучала нотка фатализма, словно ему не нравился этот метод, что он, впрочем, поспешил опровергнуть, равнодушно махнув рукой. – Прямо сейчас мы работаем примерно с шестью тысячами экземпляров «сомнительного» происхождения, хотя их гораздо, гораздо больше. Как вы понимаете, по одному их проверить невозможно. И тем не менее за одиннадцать лет, которые мы над этим работаем, нам удалось вернуть уже около двух
– А сколько человек работает в этом отделе? – поинтересовалась я.
Сделав вдох, библиотекарь посмотрел наверх, словно высчитывая что-то в уме. Его ответ оказался максимально далеким от того, что я ожидала услышать.
– Три человека. Четверо, если считать Олега, который работает в качестве волонтера. – Звучало удручающе. Себастьян это понимал, так что сделал успокаивающий жест.
Было и кое-что, чего он не упоминал, но что становилось для меня все более очевидным по мере его рассказа: эта задача была обречена на провал. Такими темпами, даже прожив десять жизней подряд, они не смогли бы вернуть владельцам и половины изданий, которые расследовали, к тому же к ним пришлось бы прибавить те, что были бы обнаружены позже. Более того, в большинстве случаев их некому было возвращать.
– В идеальных условиях, – вздохнул он, – мы располагали бы средствами, которые позволили бы нам анализировать тип бумаги и чернил, дефекты каждого экземпляра, то, где были куплены книги… Но, к сожалению, наши ресурсы очень ограничены. Никто не вспоминает об этих книгах. Библиотека кое-как помогает держаться на плаву нашему отделу, потому что мы не сильно ее донимаем, время от времени добиваемся определенных успехов и, самое главное, получаем финансирование от правительства.
Себастьян изо всех сил старался говорить с как можно большей долей сарказма, но ему не удалось меня обмануть. Было очевидно, что его расстраивал тот факт, что на его работу не выделялось больше средств.
Тем не менее я не могла позволить его жалобам отвлечь меня от моей задачи. Наступил прекрасный момент, чтобы наконец заговорить о том, зачем я, собственно, к нему пришла. Выпрямившись, я откашлялась, прежде чем начать.
– Господин Фритц-Брионес очень хочет узнать, возможно ли здесь найти еще какие-нибудь экземпляры, которые принадлежали библиотеке его деда.
– Как я уже объяснил господину Фритц-Брионесу, это невозможно выяснить. В случае с «Неряхой Петером» экслибрис на последней странице оказался нетронутым, что необычно. Кстати, именно он нашел эту книгу. – Он указал на Олега, и тот, залившись краской, отвел взгляд. – Кроме того, – добавил он, – вы должны иметь в виду, что книги не просто отобрали и украли у их владельцев. Штаб рейхсляйтера Розенберга уделил большое внимание тому, чтобы коллекции, попавшие к нему в руки, были разделены на части и разбросаны по разным городам.
Он был прав. Любой библиотекарь в курсе, что лучший способ потерять книгу – переставить ее. Когда отделяешь экземпляр от его собратьев, то он утрачивает любые связи и становится абсолютно анонимным, что, несомненно, и нужно было нацистам.
– У нас есть доказательства, что в 1943-м году библиотека купила у одного ростовщика около сорока тысяч книг, большая часть из которых была конфискована из домов многих депортированных евреев. Возможно, этот экземпляр «Неряхи Петера» господина Фритц-Брионеса как раз был в этой партии, а может, и нет.
Я сдержала вздох, который уже готов был вырваться у меня из груди. Мне уже стало надоедать, что любой путь приводил в тупик, но я не могла винить в этом Себастьяна. Если бы не он и не его коллега Детлеф, то все эти бесхозные книги до сих пор пылились бы в подвалах здания.
– Спасибо за ваше терпение, Себастьян. Для меня все это в новинку.
– Не переживайте, мы здесь как раз для этого. Олег будет помогать вам во всем, что может понадобиться.
– Надеюсь, он не будет возражать, если я тут на какое-то время задержусь.