Чернила и огонь
Шрифт:
Я сопроводила этот комментарий вежливой улыбкой, но мне показалось, что Себастьян Финстервальдер недостаточно быстро на нее ответил. А еще я заметила, что выражение его лица медленно изменилось с радушного на скучающее, хоть он и поторопился вернуть себе прежнюю любезность и вежливо кивнул.
Но было, разумеется, слишком поздно. Из-за своей неуверенности он не поведал мне всех деталей. До этого момента мне и в голову не приходило, что мое присутствие могло вызвать у него дискомфорт. Теперь же стало очевидным, что им требовалась любая помощь, которую они могли получить.
– Вы что-то хотите мне рассказать, Себастьян?
Я
– Вы ведь знаете, что вы – не первый эксперт, который сюда приезжает? Узнав об этой истории, многие журналисты и библиофилы проявляют интерес к нашей работе. Нас уже посещали некоторые из самых авторитетных в мире. – Он начал перелистывать книгу, лежавшую рядом с ним. Казалось, он не искал в ней ничего конкретного – просто пытался занять чем-то руки. – И знаете что, Грета? Их интерес к нам падает, как только они понимают, что здесь нет никаких ценных экземпляров: лишь те, что оставались у людей дома, когда им приходилось бежать со всех ног или когда их арестовывали или убивали. Кулинарные, философские, детские книги…
– У меня есть вполне конкретная цель, – возразила я. – Я ни в коем случае не охочусь за сокровищами. – Казалось, Себастьян меня не услышал. Мне пришло в голову еще несколько аргументов, которые я могла бы высказать ему в ответ, но я решила оставить их при себе, понимая: что бы я ему ни сказала, это не убедит его в моих намерениях. Именно поэтому я встала, чтобы закончить разговор. – В таком случае спасибо вам за все.
– Приятно было познакомиться, Грета.
Без лишних слов он повернулся к компьютеру и вновь сосредоточился на том, чем занимался до нашего прихода. Казалось, он уже начал обо мне забывать.
Мне очень захотелось его упрекнуть, сказать ему, что я еще ничего не сделала, чтобы заслужить подобное недоверие, но это вряд ли хоть как-то помогло бы. Если этот парень и был кому-то что-то должен, то только всем этим книгам.
Не обращая внимания на мою растерянность, Олег открыл дверь кабинета и придержал ее, приглашая меня выйти.
– Пойдем, Грета. Я покажу тебе, где мы их храним.
16
Путь в подвал оказался еще более запутанным, чем тот, что привел нас в офис отдела, который возглавлял Себастьян Финстервальдер. Нам пришлось спуститься на лифте на первый этаж, а там пересесть на другой, который отвез нас еще на два этажа вниз.
По дороге у меня было достаточно времени, чтобы обдумать слова Себастьяна.
Надо признать, его речь меня задела. Я не ожидала, что мое присутствие здесь будет воспринято как какая-то неприятность, но в то же время не могла не заметить, как его поведение напоминало мое. Скорее всего, я вела бы себя точно так же, если бы вынуждена день ото дня иметь дело с начинанием, обреченным на провал.
– Не обижайся на Себастьяна, – нарушил мои размышления Олег. – Он очень серьезно все это воспринимает. – Это его не оправдывало, и мы оба это понимали. Возможно, поэтому Олег решил развить мысль. – Я имею в виду, что он неплохой парень, если его получше узнать.
Олег говорил о своем коллеге с некоторой преданностью. Похоже, он считал его чуть ли не героем. На самом деле, мне было абсолютно все равно, плохой парень Себастьян
Наш хаотичный маршрут завершился возле дверей, которым, должно быть, было не меньше пары столетий. Как только Олег распахнул их, в нос ударил запах, показавшийся мне очень знакомым: смесь ароматов старых страниц, пыли и чернил. Помещение было гигантским, размером с баскетбольную площадку. Стеллажи тянулись и пересекались во всех направлениях без каких-либо перегородок, что превращало это пространство в подобие лабиринта из дерева, картона и бумаги. Казалось, будто вся эта мебель выросла здесь сама по себе, и выглядела она так, словно была каким-то изменяющимся организмом, который перестраивал форму, исходя из собственных потребностей.
– Что ж, они здесь, – сказал Олег.
Я бы никогда не подумала, что количество книг, которые там хранились, было настолько огромным. Стеллажи были переполнены, а полки прогибались под тяжестью томов, находясь на пределе своей прочности. Некоторые из шкафов укрепили с помощью стальных каркасов. Часть экземпляров лежала прямо на полу, образуя высокие стопки, нарушавшие закон всемирного тяготения.
Оправившись от изначального шока, я направилась по ближайшему проходу, такому узкому, что мне показалось, что этот лабиринт сейчас поглотит и меня.
– Сколько их здесь? – спросила я.
Олег помедлил с ответом, поправляя очки.
– Сложно сказать. Мы полагаем, что только в Берлине было украдено больше миллиона книг. А это – самая большая библиотека в городе, так что…
Он больше ничего не сказал, позволяя мне представить все самой. Пространство между стеллажами было настолько узким, что двое там могли пройти только след в след. Кроме того, я заметила, что на многих полках книги стояли в два ряда, что опровергало мои изначальные расчеты.
Сто двадцать тысяч экземпляров. А может, сто тридцать. В любом случае, слишком много.
– Как видишь, мы слегка перегружены, – заметил Олег. – Назвать это «слегка перегружены» – все равно что сказать, что на «Титанике» случилась небольшая протечка.
Я испытала странное чувство, смутное беспокойство, которое не осмелилась проанализировать. Казалось, какая-то часть меня боялась пробудить зло, скрывавшееся среди этих томов.
– Так вот где ты работаешь, – отметила я.
Он ничего не ответил, но я в этом и не нуждалась. Мне нетрудно было представить, как он бродит среди стеллажей, изучая каждый экземпляр в поисках зацепок, которые можно было бы показать Себастьяну. Возможно, он носил с собой фонарик, потому что свет галогенных ламп, висевших на потолке, едва проникал в это замысловатое помещение.
– А как ты решаешь, какие из книг нужно отправить наверх, на передовую? – поинтересовалась я. – По какому принципу ты их выбираешь?
– Ну… Ты уже в курсе, что нас мало, так что нам приходится тщательно выбирать битвы, в которых мы сражаемся.
Так вот оно что: Олег отсеивал и выбирал те книги, происхождение которых было легче отследить, то есть те, на которых были аннотации и отметки, по которым можно было идентифицировать их предыдущих владельцев. Они работали с ними, чтобы повысить процент успешных случаев. Получается, экземпляры без надписей или меток были обречены пылиться здесь лишь потому, что их предыдущие владельцы оказались достаточно осторожными, чтобы не оставить на них никаких следов, по которым можно было бы определить их происхождение.