Чернильный орешек
Шрифт:
– Я-то полагал, что в Оксфорде царят развеселые нравы, однако с тех пор как архиепископ Лод [9] стал канцлером, он провел несколько очень жестких реформ, и теперь все мы должны вести себя самым достойным образом: не ходить простоволосыми при старших, не распевать на улицах и посещать богослужения в подобающей одежде.
– И соблюдение всех этих правил обязательно? – спросил дядюшка Амброз.
Кит кивнул.
– О да, всего месяц назад одного студиозуса выгнали из университета за дерзость старшему. Он был пуританином и потому считал почти идолопоклонством называть каждого мужчину сударем. И вот как-то раз он обратился к старшему на «ты», а тот ответил, что если студиозус сделает это еще хоть раз, то он ему зубы выбьет. Но вместо этого преподаватель прогнал его из университета.
9
Лод Уильям (1573 – 1645) – архиепископ Кентерберийский, ближайший советник короля Карла I, фактически глава англиканской церкви, что и вызвало особую ненависть к нему оппозиции. Под нажимом парламента Карл Iбыл вынужден подписать смертный приговор Лоду
– Так, значит, в Оксфорде есть пуритане? – спросила Мэри-Эстер.
– Нет-нет, совсем нет, хотя, думаю, в Лондоне и в восточных графствах их много. Но Оксфорд, мадам, настолько благонамеренное заведение, что лучшего и пожелать нельзя, так что вы можете не опасаться, что меня там испортят.
Мэри-Эстер улыбнулась.
– Я уверена, что ты слишком хорошо воспитан, чтобы тебя можно было испортить. Но это – опасное племя, все эти рассадники сектантства и раздоров. Как бы мне хотелось, чтобы король был с ними потверже.
– О, король, я полагаю, счастлив, что каждый человек поступает в соответствии с велениями своей совести, пока его не потревожат так, чтобы он обратил на это внимание, – ответил Кит. – Но вот его советники – дело другое. Они все до одного пресвитериане, хотя мне и больно говорить это.
Мэри-Эстер покачала головой.
– И как раз тогда, когда мы уж решили, что избавились от церковных судов и церковного закона. Все, выходит, возвращается на круги своя.
– Здесь они бессильны, – утешил ее Кит. – Я твердо верю, что север не изменится никогда. Я чувствую себя так хорошо и спокойно, вернувшись сюда. Однако затронутая нами тема напоминает мне о другом вопросе: почему же мне понадобилось возвращаться? Я полагал, отец, что для завершения образования мне следует пробыть в Оксфорде еще два года.
И все обратили взоры к Эдмунду в ожидании его ответа. А он аккуратно положил свой нож рядом с тарелкой, потянулся за хлебом и, не поднимая глаз, сказал:
– Ты вернулся, чтобы занять место своего брата. Ричард поедет учиться в Оксфорд, а тебе предстоит взять на себя его обязанности до поры до времени.
Наступило молчание. Кит, мельком оглядевшись, понял, что этого не знал никто, кроме, быть может, Мэри-Эстер. Она выглядела серьезной, но спокойной. Дядюшка Амброз внимательно наблюдал за ней, а потом перевел взгляд на Ричарда, который выглядел ошеломленным. Хиро, опустившая глаза, едва только Кит посмотрел на нее, показалась ему довольной.
– Вы усылаете меня? – наконец, выговорил Ричард.
Эти слова напоминали скорее бессвязное шипение – настолько он был потрясен и разгневан. Эдмунд по-прежнему не поднимал глаз.
– Ты должен отправиться в университет. По крайней мере, на два года, возможно, и на более долгий срок. В зависимости от обстоятельств.
– Каких? – требовательно спросил Ричард.
На этот раз Эдмунд взглянул на него, холодно и тяжело.
– Я не позволю тебе задавать мне вопросы в такой неподобающей манере. Помолчи или выйди из комнаты.
Ричард резко встал, с такой яростью отпрянув от стола, что его табурет опрокинулся и откатился на метр, а нож со стуком упал на пол.
– Вы усылаете меня! – выкрикнул он, навалившись сжатыми кулаками на стол и свирепо глядя на отца. – О, теперь мне понятен ваш план: Кит, говорите, должен занять мое место, так? Ага, теперь я все понял: вы сделаете его наследником, а меня лишите того, что мне по праву принадлежит. И моего сына тоже, вы ограбите и его, что вы всегда и намеревались сделать. А как же со мной быть? Вы просто избавитесь от меня, тихонько отравите меня однажды ночью и…
– Ричард! – закричала Мэри-Эстер, достаточно решительно, чтобы остановить его, прежде чем он произнесет то, чего нельзя будет простить. – Довольно! Замолчи!
– Довольно, да, более чем довольно, – проговорил Эдмунд бесстрастно, и его спокойствие потрясало. – Тебе лучше всего отправиться в комнату отца Мишеля и поговорить с ним. А когда ты понесешь то наказание, которое он на тебя наложит, иди в свою комнату.
Ричард еще какое-то мгновение смотрел ему в лицо. Лица отца и сына были напряжены, одно покраснело от гнева, другое стало белым, однако глаза их так и не встретились. А потом Ричард со злостью оторвал свои руки от стола, смахнув при этом на пол тарелку и кубок. И пока еще раздавался звон, он вышел, не промолвив более ни слова. Эдмунд метнул выразительный взгляд на Патрика, я тот, оставив свое место у стены, последовал за Ричардом. Минуту в столовой царила мертвая тишина, а потом выступил Клемент, чтобы поставить табурет на место и подобрать с пола упавшие приборы. После этого трапеза продолжилась.
Глава 5
Когда обед закончился, семейство перебралось в новую гостиную, и Мэри-Эстер, улучив удобный момент, обратилась к мужу:
– Эдмунд… позволь, я схожу и поговорю с ним.
– С Ричардом? С какой целью?
– Чтобы убедить его, что это делается из самых лучших побуждений, а вовсе не для того, чтобы досадить ему. Думаю, мне удастся убедить его.
Эдмунд нахмурился.
– Он будет делать то, что ему велят, без всяких объяснений, обойдется.
Мэри-Эстер посмотрела на него снизу вверх, и в ее глазах заиграли веселые искорки.
– Ну, разумеется. Никто в этом и не сомневается, поэтому не надо так сурово смотреть на меня. Но разве ему что-то мешает охотно выполнять твои распоряжения?
Какое-то мгновение Эдмунд молчал, а потом кивнул.
– Что ж, очень хорошо, – спокойно произнес он.
Мэри-Эстер с благодарностью коснулась его руки, а спустя минуту он остался один. Наверху она нашла Патрика, лениво привалившегося к стене. При звуке ее шагов слуга поспешно выпрямился, и по молчаливому обмену взглядами с ним Мэри-Эстер поняла, что Ричард находится в своей спальне.
Он лежал лицом вниз, неуклюже распростершись на своей кровати, той самой, в которой спал с Джейн. Ричард не пошевелился и не оглянулся, когда вошла Мэри-Эстер, и даже когда она присела на краешек кровати подле него, он оставался неподвижным. С жалостью посмотрев на его напрягшуюся спину, Мэри-Эстер захотелось погладить его непослушные волосы. Но она отлично понимала, что об этом нечего и думать, и только спокойно сказала:
– Ричард, я пришла поговорить с тобой, – он не сделал ни единого движения, и она продолжала: – Я понимаю, что ты меня не любишь, потому что я не твоя мать. Что ж, если ты так сильно ее любил, это делает честь твоему сердцу. Но поверь, у меня нет никаких оснований не любить тебя или желать тебе дурного.