Чернильный орешек
Шрифт:
Волкодав принялся ужасно завывать, когда его выволакивали из комнаты, и целый день напролет Мэри-Эстер слышала его вой – своего рода «музыкальное сопровождение» к этому кошмару, болезни ребенка. Вечером снова пришел врач, но он не стал подходить к постели ближе чем на метр. Он смотрел на девочку поверх апельсина, утыканного зубчиками чеснока, держа это сооружение у самого носа, чтобы не заразиться.
– Вы давали ей лекарство? – спросил врач.
– Да, только ее тут же вырвало.
– Что ж, это показывает, что инфекция в ней есть, – заключил врач. – А вам надо проявить настойчивость. Вы должны добиться, чтобы лекарство попало в организм, поскольку в противном случае ей ничто не поможет.
– А если она удержит его в себе?
– Тогда она должна выздороветь… если Господь того пожелает.
Мэри-Эстер с сомнением посмотрела на него, а потом перевела взгляд на бредившую девочку.
– Ей стало хуже. Боюсь, что эта рвота совсем лишила ее сил.
– Приподнимите покрывало, – распорядился врач. Он осмотрел тело девочки с безопасного расстояния. Бубонное вздутие стало крупнее, тверже, воспалившись до красноты. Девочка пошевелилась и захныкала от боли, когда Мэри-Эстер слегка коснулась бубона. – Да, – заключил врач, – чумной нарыв стал больше, и он вытягивает из нее силы. Если к полуночи он не прорвется, вы должны сами прорвать его с помощью прижигания.
– Прижигания?!
– Я напишу вам рецепт Купоросное масло и ртуть надо сбить в пасту с жиром ягненка и конским пометом – вот это, пожалуй, подойдет лучше всего. А завтра утром я приду снова, если она еще будет жива.
Когда врач ушел, оставив девочку на попечении Мэри-Эстер, ею овладело чувство беспомощного отчаяния. Она сидела в изголовье кровати и горько рыдала, пока не возвратилась Лия, и Мэри-Эстер пришлось заставить себя успокоиться. Да слезы и не могли помочь бедной маленькой Алисе, разве только ее неослабное внимание. Лия, закатав рукава, принялась смешивать новую порцию лекарства, а потом они посадили между собой Алису и, крепко держа ее, силой протолкнули лекарственную смесь ей в горло. А спустя некоторое время им пришлось держать чашу, потому что девочку опять вырвало. К полуночи она выглядела еще слабее. Кожа ее потемнела, пульс еле прощупывался, на некоторое время Алиса потеряла сознание. В комнате стоял тяжелый запах, и Мэри-Эстер, как и Лия, смертельно устала. Но они делали то, что должны были делать. Приготовив едкое зелье, они намазали его на сложенный лоскут ткани. А потом, сняв покрывала с чахнущего тельца, несколько раз приложили тряпицу с мазью к чумному нарыву.
Руфь, Нелл, Анна и Гетта, сбившись в кучку на одной постели в восточной спальне, услышали пронзительные крики и прижались друг к дружке еще сильнее, отчаянно моля Господа пощадить Алису… да и о том, чтобы сами они тоже не пали жертвами этого ужасного мора. А в другой спальне Джейн охватила руками свой раздувшийся живот. Она была слишком перепугана, чтобы вообще о чем-либо думать. Лежавший рядом с ней Ричард, почувствовав ее движение, тоже пошевелился. Из-за жары занавеси вокруг кровати были немного раздвинуты. Ричард сделал для себя открытие, одно из преимуществ брака состояло в том, что он не должен был более спать в одном помещении со своими братьями и кузеном, теперь у него была собственная спальня, для себя и жены.
Жены! Ему до сих пор казалось странным называть Джейн Гарднер женой. Ричард не испытывал к ней особой привязанности, он даже толком не знал ее. Что вот, к примеру, сейчас было у нее на уме? Она что-то бормотала чуть слышно… молилась, что ли?
– Что ты там говоришь? – резко спросил он. Джейн мгновенно умолкла, боясь, что ее обидят.
Ричард понимал – конечно, когда брал на себя такой труд, – что Джейн боялась в Морлэнде всех до единого, даже не, только членов семьи, но и слуг! Если кто-нибудь спрашивал ее о чем-то, даже о самом что ни на есть простом, она не отвечала сразу, а судорожно искала своим умишком того ответа, который, по ее мнению, требовался. И так было во всем: она изо всех сил старалась угодить, но не угождала никому.
– Ты что, молилась? Что там с тобой такое? – Джейн пробормотала нечто невразумительное. – Что-что? – раздраженно переспросил Ричард. Она прошептала несколько слов, из которых он разобрал только «чума». – Ты хотела бы никогда не попадать сюда, в Морлэнд, правда?
Ричард действовал коварно, построив вопрос так, чтобы вытянуть из нее то, что, по его мнению, и было ее правдивым ответом.
– Да, – прошептала Джейн. – Я бы хотела очутиться дома. Здесь мы все умрем.
– Дура ты, – сказал Ричард. – До сих пор здесь тебе было лучше. Ты разве не знаешь, что в городе люди мрут десятками? А на твоей улице, по всей вероятности, теперь уже все вымерли, – она принялась горько рыдать, и Ричарду стало немного совестно за свои слова. Он ведь хотел подбодрить ее, а не расстроить. – Ну ладно, перестань плакать. Иди-ка, поцелуй меня, жена. – Последнее слово он произнес довольно нерешительно, уже привлекая ее к себе. Джейн повернулась к нему, и ее большой живот мешал Ричарду к ней пристроиться. Он попытался было обнять Джейн, но она оттолкнула его.
– Не сейчас, не при… ведь твоя сестра больна. Ричард рассерженно откинулся на спину.
– У тебя всегда один ответ: «Не сейчас»! То день какого-нибудь святого, то дни поста, то еще какая-нибудь причина… Интересно, чего ради ты суетилась-то, зачем вообще выходила за меня замуж? Уж лучше бы я остался холостяком: тогда ты никогда не отказывала мне. Берегись, я ведь могу пойти и поискать себе компанию получше.
– Ах, Ричард, – захныкала Джейн. Боясь обидеть его, сожалея, что причинила ему боль, она придвинулась поближе и принялась ласкать его, расхныкавшись теперь вовсю. – Прости меня, Ричард, я не хотела так… я ведь вправду хочу тебя, по-настоящему хочу. И я люблю тебя. Только вот ведь твоя сестра так больна… это, по-моему, неправильно.
– Да перестань ты так бояться меня, Джейн! Ты же знаешь, что и я люблю тебя, ведь знаешь?
– Да, Ричард, – кротко ответила она.
– Тогда почему ты думаешь, что я могу заставить тебя делать что-то неправильное? Ты разве не доверяешь мне?
На это, разумеется, никакого ответа не последовало. Ричард принялся осторожно выполнять свой супружеский долг. Джейн держалась напряженно и снова что-то негромко забормотала:
– Ну что еще опять? – спросил Ричард, останавливаясь.
Джейн не решалась заговорить, но в конце концов, очень смущаясь, сказала.
– Я вот только беспокоюсь, что это, может быть, повредит ребенку. Ведь уже так близко время, когда…
– Ах, теперь и этот ребенок! – равнодушно проговорил Ричард, и Джейн, затаив дыхание, больше уже не возражала.
На следующее утро врач пришел довольно поздно, и к этому времени тельце Алисы, неправдоподобно истощенное ее короткой и неистовой болезнью, безобразно изуродованное полувыжженным бубоном, было завернуто в саван и покоилось в гробу, который рано утром наспех сколотили Бен и Дикон. В доме сильно пахло дымом, которым из предосторожности окурили все помещения: это была смесь из перца, ладана, жженого ячменя и белого уксуса. Врач, похоже, одобрил это, поскольку, потянув разок носом, он впервые опустил свой защитный апельсин и осмотрел тело с безопасного расстояния.
– Она умерла, когда мы приложили едкую примочку к чумному нарыву, – сказала Мэри-Эстер.
Врач кивнул, не сделав никаких замечаний. Мэри-Эстер усталым движением снова накрыла труп и, повернувшись, обнаружила, что путь врачу к выходу прегражден Эдмундом, лицо которого под загаром побелело. Это было единственным признаком его сильного внутреннего волнения.
– По-моему, это ваше «лечение» ее и убило, доктор, – заявил Эдмунд.
Врач посмотрел на него в изумлении.
– Мой рецепт, сэр, – это надежное средство, – сказал он. – Надежное! Меня просят дать его, где бы я ни появился, сэр.