Чернильный орешек
Шрифт:
Не выпуская из рук Генриетту, Мэри-Эстер погнала всю эту компанию прочь из розового сада, в сторону большой прогулочной тропы. Амброз, с улыбкой следовавший за ними, думал о том; как же это его маленькой девочке удастся справляться с таким большим хозяйством и с многочисленной семьей. Да, для него она по-прежнему оставалась маленькой девочкой. Ему казалось, что он и глазом-то не успел моргнуть с тех пор, как перевязывал ее собственные детские порезы и ушибы, учил ее, как полагается завивать и заплетать свои темные волосики… «Что ж, я был ей неплохой матерью, – подумал он, незаметно улыбаясь, – только я никогда бы не смог управлять таким вот огромным хозяйством».
Лето 1631 года снова принесло в Йорк бубонную чуму. Будучи весьма красивым городом, Йорк, тем не менее, был также зловонным и нездоровым. С тех пор, как шестьдесят лет назад чума как языком слизала целое семейство Баттсов, в городе случалось еще много эпидемий. Нынешнюю прозвали Черной смертью. Она приползла украдкой от вялой, полустоячей реки, от кишевших крысами причалов, обрушившись на битком набитые людьми грязные жилища со всеми своими безобразными и ничем не исцелимыми горестями. Как только стало ясно, что нынешняя вспышка эпидемии весьма серьезна, у всех городских ворот были выставлены стражники, чтобы задерживать и входящих и выходящих людей, но было уже слишком поздно – остановить чуму не могло ничто. Она растекалась по дорогам, по пути поражая жилища, пройдя по Цветущей улице, ворвалась в больницу Святого Эдуарда. Приостановившись на минутку у «Зайца и вереска», чума прихватила с собой Уилли Морлэнда, старшего и безмерно любимого сына Уилла Морлэнда. Пройдясь вдоль Холгейтской дороги до Раффорда, где чума унесла двадцать несчастных, она проскользнула никем не замеченной в Морлэнд.
– Мадам, мне не нравится, как выглядит мисс Алиса, – заметила в тот вечер Лия. – Не сходить ли вам посмотреть?
Мэри-Эстер мгновенно вскочила с места.
– Но почему, Лия, что с ней?
– Я не пойму, мадам. Может быть, она сегодня слишком долго пробыла на солнце. – Лия старалась избегать пристального взгляда Мэри-Эстер. – Или, быть может…
– Только не произноси этого слова, – быстро сказала Мэри-Эстер, перекрестившись. – Я иду. Сегодня действительно жарковато…
Алиса обычно спала в перестроенном флигеле для детей, в одной комнате с Анной и Генриеттой. А приставленная к ним служанка, Беатриса, спала там же, на низенькой, выдвигающейся на ночь кровати. Сейчас Беатриса стояла у постели, от волнения ломая себе руки. Именно она и обратила внимание Лии на состояние мисс Алисы, и теперь Беатриса опасалась, что независимо от того, больна ли мисс Алиса или здорова, ей самой вполне может не поздоровиться. Мэри-Эстер, подойдя к изголовью кровати, наклонилась и положила руку на лоб Алисы. От прохладного прикосновения к своей горячей коже девочка зашевелилась. За ней спокойно спали Анна и Генриетта. Анна неуклюже раскинула свои худые руки и ноги, а пухленькая Гетта свернулась улиткой. Сердце Мэри-Эстер дрогнуло: они были такими беззащитными, такими одинокими во сне, что злобная болезнь могла легко подобраться к ним.
Алиса беспокойно ворочалась и что-то бормотала. Мэри-Эстер осторожно стянула с нее одеяло и расшнуровала ее ночную сорочку. Однако ни на ее шее, ни между набухающих грудок не было видно никаких коварных пятнышек.
– Утром мы пошлем за врачом, – проговорила Мэри-Эстер, – если, конечно, девочке не станет лучше. У нее в самом деле жар, но это, возможно, просто из-за того, что она перегрелась на солнце Беатриса, если она проснется, позови меня.
– Хорошо, мадам, – нервно присела в реверансе служанка.
Но утром Алисе лучше не стало. Ее рвало, лихорадило, она жаловалась на головные боли, болезненно отводила глаза от света. Когда явился врач и осмотрел ее, лицо его помрачнело. Он подозвал Мэри-Эстер к изголовью кровати и молча указал ей на небольшое красноватое вздутие в паху девочки Холодный ужас сковал сердце Мэри-Эстер, и она лишилась дара речи. Переведя взгляд с врача на Лию, она увидела пот на губах служанки и мертвенную белизну ее лица. «О, Боже милостивый, – взмолилась она про себя, – только не это, только не это!»
– Она будет жить? – наконец проговорила Мэри-Эстер.
Врач покачал головой.
– Мадам, я не могу дать вам никакой надежды. Лишь немногие жертвы чумы выживают. Но мы, конечно, сделаем все, что можем, и всегда остаются надежда и молитва. Вы должны переселить отсюда остальных детей, и в эту комнату вообще никто не должен заходить, кроме того лица, которому поручено ухаживать за девочкой. И ничего нельзя выносить из этой комнаты – будь то одежда или какой-нибудь кубок, – пока над этим не сотворят обряд очищения. Я оставлю вам на этот счет указания, а еще дам рецепт одного лекарства. Вечером я приду снова.
Мэри-Эстер осталась при девочке, а Лия тем временем проводила врача. Пока Мэри-Эстер дожидалась возвращения няни, вошел Эдмунд. Она чисто машинально повернулась к нему, страстно ища утешения, но тут же вспомнила.
– Эдмунд, тебе нельзя заходить сюда и прикасаться ни к чему тоже нельзя… Это… это чума, Эдмунд. Она очень заразная.
Эдмунд посмотрел издалека на худенькую фигурку дочери под покрывалами, а потом перевел взгляд на жену.
– Тогда и тебе тоже следует уйти. А за ней будет ухаживать кто-нибудь из слуг.
Мэри-Эстер посмотрела на мужа ясными глазами, понимая, чего ему, видимо, стоило сказать такое.
– Нет, – ответила она. – Я сама буду за ней ухаживать. Это – мое право.
Эдмунд озадаченно взглянул на нее. Странно что она воспользовалась словом «право», а не «долг»:
– Но ты ведь даже не мать ей.
– Зато она меня так называет. И я буду ухаживать за ней.
Задержав на жене взгляд, Эдмунд произнес:
– Благослови тебя Господь.
А что же еще он мог сказать? Только это… тут и Лия вернулась с рецептом, оставленным врачом.
– Я не смогла прочесть все это, мадам, только у нас, конечно, не найдется и половины этих вещей.
– Дай мне взглянуть, – Эдмунд забрал у нее листок и принялся читать вслух. – Жир гадюки, смешанный с медом, к нему надо добавить двадцать четыре мокрицы, потом это надо высушить на солнце, чтобы можно было истолочь в порошок как следует… так… унция высушенного куриного помета. Душистая рута и розмарин… яичный желток… потом смешать с четвертью пинты старого эля и таким же количеством соленой воды… так… пора щепоток перца… – Он посмотрел на жену. – Дорогая моя, да неужто это и в самом деле поможет?
Мэри-Эстер только беспомощно подняла на него глаза.
– Как знать, Эдмунд? Раз уж врач так говорит, только он ничего не обещал. И все-таки, если мы совсем ничего не будем делать, то она точно умрет.
Эдмунд снова стал изучать рецепт, а потом вернул его Лии.
– Что ж, тогда поступим, как ты считаешь нужным. Нянюшка, поручи Клементу достать все необходимое.
– Спасибо тебе, Эдмунд, – сказала Мэри-Эстер. – Но теперь ты должен уйти и проследи, чтобы никто даже близко не подходил к дверям. И вели окурить все помещения на случай, если и в них попала зараза. И забери с собой Пса.