Чернобыль. Обитель зла

Володин Виктор

Я сделал глубокий вдох, зажал «кедр» под мышкой, сорвал чеку с гранаты и швырнул ее за угол. А потом зажмурил глаза и закрыл ладонями прорези на каске над ушами.

Тем не менее грохот был таким, что под черепом зазвенело. Вспышку я не видел, но отчетливо представлял, поскольку знаю, как работает наша штатная светобарическая граната. В общем, твари, которая спряталась за углом, достался весь спектр удовольствий.

Вслед за грохотом, как сквозь вату в ушах, донесся пронзительный визг, как от нескольких циркулярных пил сразу. А потом из-за угла выскочило нечто, больше всего напоминавшее

крупную обезьяну без шерсти отвратительно серого цвета. Как будто взяли сильно исхудавшую гориллу, обрили, дали ей подохнуть и подгнить. А после того – оживили и отправили бесчинствовать.

Несмотря на громкое и страшное верещание твари, она не производила впечатления оглушенной. Двигалась бодро, глаза были открыты, и в целом она смахивала скорее на охотника, чем на жертву.

Не хотелось отступать в коридор. Там было тесно и неудобно. В тесных помещениях нарваться на «производственную травму» проще простого. Но, похоже, ничего другого не оставалось. Я сделал два шага назад, вскинул пистолет-пулемет и плавно нажал на спуск. «Кедр» слегка дернулся, плюнул едва заметным дымком из глушителя. Выстрелов, естественно, слышно не было – мало глушителя, так ведь и обезьяна вопила за троих.

На серой шкуре твари появилось несколько черных пятен, из которых плеснуло густой кровью. Обезьяну отбросило назад, она чуть не упала на спину, но все-таки выровнялась, живо сориентировалась, рассмотрела врага – и понеслась в атаку.

Выпуская вторую очередь, я приподнял ствол, чтобы пули попали в голову. Пистолет-автомат снова дернулся, вокруг головы твари разлетелся целый ореол брызг, но скорости она не убавила, целеустремленности не потеряла и к моменту третьего нажатия на гашетку была всего в метре от меня. Отступить я не успевал, сместиться же вправо-влево в тесном коридоре было просто-напросто некуда.

Мне удалось развернуться так, чтобы обезьяноподобная тварь врезалась не прямо в мое несчастное тело, а как бы по касательной. Неизвестно, получился ли бы у меня этот маневр, будь она в полном здравии. Судя по тому, с какими скоростью и напором двигался монстр, ни черта бы не вышло. А так – мне досталось когтями вскользь по бронированному нагруднику, желтые зубы клацнули возле самого забрала, и обезьяна оказалась в коридоре позади меня.

Я выстрелил снова, прошивая бугристую спину новой строчкой пулевых отметин. В обойме кончились патроны, но большего, кажется, и не требовалось. Тварь упала на четвереньки, ее передние лапы подкосились, и она впилилась мордой в пол. Попыталась встать, но теперь и задние лапы, действительно не обезьяньи, а, скорее, напоминавшие задние конечности ящера, потеряли под собой почву – и обезьяна упала ничком. Судя по тому, как начало дергаться ее отвратительное тело, это была агония.

Пользуясь моментом, я перезарядил оружие. Тварь, корчась на полу, издавала всхлипывающие звуки, от которых меня замутило. Проглотив кислую слюну, я вызвал по рации капитана.

– Я подстрелил что-то вроде очень большой обезьяны. Это то, что погрызло потерпевшего?

– Да черт его знает! – отозвался тот. – Наверное то.

– Наверное – это не ответ!

– А что я еще могу ответить? Он не рассказал ничего толкового. Сказал, что какая-то скотина на него набросилась и порвала в клочья. Потом потерял сознание.

– Это я слышал… Значит, теоретически – здесь внизу только одна скотина. Это хорошо… Ладно, капитан, отправь несколько человек налево от входа. Тут есть мясо на вынос. А я еще немного осмотрюсь. Вдруг еще кто-нибудь в подвале околачивается.

– Есть, товарищ майор! – ответил капитан.

Я постоял возле обезьяны, пока ко мне не подошли четверо бойцов. К тому времени она уже не двигалась. Я приказал смотреть в оба, и пошел по подвалу.

Больше там никого не было. И если бы осмотр проводил человек, не знакомый, так сказать, со спецификой данной работы, то он бы сказал, что кроме застреленной гадины нет вообще ничего. Но на самом деле это было не совсем так. Когда я уже заканчивал осмотр, луч фонарика блеснул на чем-то ярком, притулившемся в уголке у стены. Работая с порождениями Зоны, начинаешь обращать внимание на любую мелочь – даже самую незначительную.

На всякий случай я все-таки бросил один маркер в сторону этого блеска. Осторожность редко идет во вред, особенно в моем деле. Кусочек металла прочертил короткую ровную дугу, ударился о стенку и упал рядом с непонятным предметом.

Я подошел поближе. Больше всего источник непонятного блеска напоминал большой осколок черного камня с металлическим отливом. Формой он походил на одностороннюю выпуклую линзу. Присев на корточки, я изучил камень. Похоже, он просто лежал здесь и не таил в себе никаких смертоносных сюрпризов.

Решив устроить последнюю проверку, я взял стоящую у стены двухметровую рейку и осторожно ткнул ею в камень. Ничего не произошло. Решив, что проверок достаточно, я рискнул поднять камень.

Он был очень холодным. Настолько, что я чувствовал холод даже через перчатки. По массе никаких аномалий не наблюдалось – как мне представлялось, именно столько и должен весить кусок не то вулканического стекла, не то какого-то поделочного камня толщиной три сантиметра и диаметром сантиметров пятнадцать.

Положив камень в полиэтиленовый пакет на застежке, я поднялся наверх. Солнце ударило по глазам, я сощурился. Затем поднял забрало шлема и глубоко вздохнул. Сегодня поле сражения с Зоной осталось за мной, майором Гординым. Надеюсь, что не в последний раз… Впрочем, пафос неуместен. То, что было сегодня, – даже не рутина, а просто мимолетный эпизод, некое подобие назойливой мухи, от которой нельзя не отмахнуться. Просто и даже скучно. Так всегда и начинаются большие неприятности…

Часть первая

1. Москва

Майор ФСБ Сергей Гордин. Самое начало

Я всегда приезжаю на работу без пятнадцати восемь. За исключением тех дней, когда происходило что-то экстраординарное, из-за чего весь привычный график накрывается медным тазом. Последний раз такое случилось три недели назад. И до сих пор, стоит мне задуматься об аврале тех дней, к горлу подступает тошнота. Нет, я никогда не отличался слабым желудком, но любой, даже самой железной выдержке непременно есть пределы.