Черное братство
Шрифт:
— Ох, грешна я, старая. Что-то не верится мне, будто старец наш дар благодатный в тебе углядел. Не поторопился ли он? Ох, чую беду, — вздохнула она, оглядывая меня исподлобья.
— Все будет хорошо, — успокоила я ее.
Мы снова подошли к двери с табличкой «Завхоз». Марфа вошла без стука, велев мне немного обождать.
В ночном окне круглилась полная луна, отливавшая красноватым светом.
Круг в квадрате, перечеркнутый крестом рамы, навел меня на мысли о мистической геометрии, и, когда Марфа окликнула
— Проходи, — громко шепнула она мне. — Сначала в дверях постоишь, а когда окликнет — иди к самому и делай все, что велит.
Я шагнула вперед.
И сразу же погас свет.
В полной темноте раздавались едва слышные удары отдаленного барабана.
Звук возникал через редкие промежутки времени, которые понемногу сокращались.
Уже минут через десять удары следовали один за другим, словно чье-то больное сердце колотилось из последних сил.
Когда удары превратились в сплошной грохот, звук неожиданно исчез.
Потом вся процедура повторилась трижды.
Что ж, весьма действенный прием.
Сейчас, наверное, они начнут экспериментировать со светом.
Очень сильный способ давления на психику.
И точно: то тут, то там стали зажигаться огоньки свечей.
Скоро вся комната была ярко освещена.
Меня заинтересовали тени, мелькнувшие в окнах справа.
Поскольку глупо было бы размышлять о росте людей, чьи головы достают до второго этажа, я пришла к выводу, что эти окна выходят на закрытую галерею, размещающуюся вдоль стены зала.
Рядом со мной, возле дверей, стояли несколько девушек и молодых людей с потупленными взорами.
Среди них я с удивлением обнаружила Володю Слепцова, который едва заметно кивнул мне.
Я догадалась, что это новообращенные члены «черного братства», которые готовятся перейти на новую ступень посвящения.
Впереди, очевидно, располагались действительные члены внутреннего круга.
Судя по черным кожаным браслетам и отрешенным лицам участников церемонии, они уже прошли все испытания и были допущены к некоему источнику познания.
Раздалась тихая музыка, то нараставшая, то вновь затихающая и почти спадающая на нет.
Несколько аккордов, выбранных, кажется, произвольно, были скомпонованы таким образом, что каждый из них как бы зависал в воздухе, ожидая разрешения в тонику, но вместо этого раздавался медующий аккорд, точно так же не находивший разрешения.
Я заметила, что люди с браслетами, стоящие впереди, начинают тихонько раскачиваться, что-то бормоча себе под нос.
Впереди мелькнула сгорбленная фигурка Марфы в черном платке. Она остановилась в отдалении, у задней стены помещения, и строго наблюдала за присутствующими.
Бормотание становилось все громче.
Мне показалось, что я попала в сумасшедший дом, причем в палату для иностранцев.
Нечленораздельные
Чем-чем, а разумом тут и не пахло. Скорее наоборот.
Вот юноша с короткой стрижкой упал на колени, закрыв лицо ладонями и не переставая раскачиваться.
Вот девушка, раскинув руки, словно птица, закружилась на месте.
Вокруг нее сразу освободилось некоторое пространство, чтобы соседи не могли помешать ее странному танцу.
А пожилая женщина в первом ряду вдруг пошла вприсядку, неумело выкидывая коленца. Она проделывала это с такой серьезностью, что ни у кого не промелькнуло даже тени улыбки.
Подобная практика была мне знакома.
Глоссолалия — самопроизвольное говорение на иных языках — была принята у пятидесятников, остановившихся на одной главе Нового завета и построивших свое учение только на этом отрывке.
А освобождение физической энергии находило широкое применение у секты хлыстов и многочисленных ответвлений этой зловещей и загадочной организации.
Внезапно стена впереди заколыхалась, словно белое квадратное озеро, и рухнула вниз.
Едва не чертыхнувшись от неожиданности, я мгновенно поняла, что это был большой кусок ткани, натянутый поперек комнаты.
Впереди открылось довольно просторное помещение, заставленное различными предметами.
У правой стены располагалась старинная фисгармония с белевшим на ее крышке лошадиным черепом, слева небольшой столик, на котором я с удивлением увидела секстанты и астролябию.
А посреди открывшейся площадки стоял Елагин в черном балахоне, сверкающем вышитыми блестками.
Его строгое лицо было вдохновенным, глаза сверкали, а седые волосы издали казались перламутровыми, так что при желании можно было принять старика за какого-нибудь морского царя.
Задняя стена была сплошь разрисована пересекающимися желтыми лучами, сгущающимися книзу до полной непроницаемой черноты.
— Приветствую юных братьев! — воздел старец руку и потряс в воздухе жезлом.
— Альфа-омега, альфа-омега, — запричитала Марфа Егоровна, мелко тряся головой.
— Начнем же обряд очищения! — провозгласил Елагин.
В центр комнаты было вытащено заржавленное железное корыто, над которым присела одна из женщин с черным кожаным браслетом. Послышалось тихое журчание.
— Новеньких прошу приблизиться! — начальственным голосом приказал Елагин.
Стоявшие рядом со мной новообращенные быстро выстроились в колонну.
— Прикоснитесь к смрадному истечению! — вещал Елагин. — Ведь скверна внутри вас куда страшнее. Преодолейте себя и, прикоснувшись к скверне внешней, изгоните из себя скверну внутреннюю!