Черное и белое
Шрифт:
Но голос мужчины не выражал злости или упрека, скорее это был крик совести, отчаяние, неуверенность…
— Я должен, просто обязан попасть на этот чертов корабль, — продолжал мужчин. — И упаси Господи, если сиайра попадет в руки демонов. Я и мы все навечно застрянем здесь, а я должен, должен подняться в миры просветления, узнать о судьбе жены и Элис!
— Нет, однако, сиайра не попадет в руки к демонам. Вот человек, который этого не допустит, — шаман кивком головы указал на Алекса. — Он воин Света…
— Возможно, я стану им в будущем, — уточнил Алекс.
— Однако, у него посвящение — трудная штука, но он выполнит задание, он станет воином Света! — сказал шаман с таким видом, как будто все уже свершилось и предстоит всего-навсего торжественное облачение в плащ и вручение
Алекс посмотрел на шамана бегло, но пристально, покачал головой и было видно — хотел что-то сказать, но промолчал.
— О да, — шаман почесал в затылке. — Ну, конечно, он должен многое узнать и понять в этой жизни, многому должен научиться.
— Да, да! Я и в самом деле подозревал, что вы не простой грешник, ведь вы совершенно особенный, вы — светлый, — взволновано говорил тот самый мужчина, протягивая свою руку через стол для приветствия. — Называйте меня Смитом, даже жена называла меня так… да и соседи тоже.
— Алекс, — коротко ответил Алекс, пожимая поданную ему руку. — У вас крепкая мужская рука, вы совершенно не похожи на хлюпика. Как вы оказались здесь? Наверное, произошла нелепая драка, потасовка и вы натворили невесть чего?
Внезапный всплеск света ослепил сидящих, но Алекс успел заметить, что лицо его собеседника бледно, дыхание едва заметно, одна рука крепко сжата в кулак, а другая без цели бродит по столу.
— Нет, — хрипло выдохнул Смит. — В моей жизни был один случай… а, может, и не один. И только здесь и сейчас мне дана возможность оценить все с иной точки зрения, отличной от той, с которой я жил долгое время на Земле. Так вот, я должен все рассказать вам Алекс, поверьте — это нелегко, но я хотел бы, что бы вы узнали все и увидели все своими глазами. Вы не должны повторить моих ошибок, а учиться на своих… у вас нет времени. Дело вот в чем, однажды — точно определить время я не могу — время слишком по-разному течет здесь и там, на Земле, и может случиться так, что на Земле прошли десятки лет, а здесь — всего месяцы. Я сознательно совершил безобразный, мерзкий поступок. Сейчас, я понимаю — это было служение Злу. Зло заманчиво, его жуткий блеск ослепил меня, это был зигзаг внутреннего пути, в высшей степени темный. День и ночь неотвязно преследует меня одна мысль — есть ли еще на свете какое-либо действие настолько низкое, мелкое и бесчеловечное. У меня нет смягчающих обстоятельств: в то время я не был несмышленым мальчишкой, дурных компаний в моем окружении не было, у меня не было мелкого, мстительного характера. Но за импозантным фасадом моего поступка скрывалось чистое Зло. Алекс, вы просто обязаны увидеть все своими глазами, я имею серьезные опасения, что мой словесный рассказ будет сбивчив и непонятен.
— Смит, но я не умею проникать в глубинную память!
— Умеешь, однако, — откуда-то из дремы, сонно ворочаясь и непринужденно зевнув, пробормотал шаман. Он вдруг оживился, подался вперед и бодро заговорил: — Ах, точно! Я, однако, совсем забыл сообщить тебе, Алекс, что все, кто побывал в мирах просветления, могут без особого труда проникать в глубинную память собеседника.
— Что же для этого нужно сделать, уважаемый? — с иронией спросил Алекс.
— Да подождите, однако. Тут есть несколько правил. Во-первых, однако, если ваш собеседник светлый человек и выше рангом, он имеет полное право препятствовать вашему вторжению в свою память, но проникнуть в его память возможно и без всякого труда, однако — с его позволения.
— Ну, а демоны могут проникать в нашу глубинную память?
— Да, конечно, но только высшие, как, однако, блюстители кармы. Есть и другие. Так же и ты, Алекс, не каждого демона раскроешь… — задумчиво продолжал шаман. — И главное, Алекс — я знаю, ты неминуемо приобретешь жизненный опыт, зрелость ума, высоких друзей, будешь готов давать советы, будешь хранителем многих тайн, пройдешь множество испытаний… И если, пройдя этот путь, твое сердце очерствеет и душа закроется, любовь ко всему сущему покинет тебя, доступ в глубины памяти людей или демонов будет для тебя невозможен, но сам ты станешь беззащитным и открытым для всех.
— Да, однако… — сказал Алекс, подражая шаману.
— Это я,
Свет недолго заставил себя ждать, вспыхнул необыкновенно ярко.
— Алекс, тебе нужно всего-навсего пристально посмотреть в глаза собеседнику. Смит, а вы продолжайте свой рассказ. Вот, собственно, и все. — Шаман зевнул, без надобности потрогал мешочки со снадобьями и закрыл глаза.
Некоторое время царила тишина, Смит молчал и сидел так, как обычно это делает долго нездоровый человек — принуждая себя, с затаенным желанием на скорейший отдых и, может быть, выздоровление. Алекс пристально смотрел в глаза Смита, пытаясь распознать его мысли, но тщетно.
— Да, — сказал, наконец, Смит в глубокой задумчивости, но посмотрел довольно дерзко и скривил рот на манер улыбки, — зачем я жил? Для какой цели? Возможно, она существовала, но я не распознал ее… — продолжил Смит. — Я утилитарно воспринимал все существующее вокруг себя. Для меня не существовало ни животных, ни растений, ни даже людей, которые не были мне близки или знакомы. Зверей, птиц, растений, насекомых, людей — все на свете я расценивал исключительно сообразно тому, в какой мере они полезны мне. Я был абсолютно уверен, что не я живу в большом мире, а мир существует исключительно для меня. Я заботился только о материальном, только о своем процветании. Я ощущал ценность только самого себя. «А, значит, — думал я, — самой природой указано пользоваться жизнями животных и растений так, как это мне полезно», — выпалил Смит на одном дыхании. Он устало опустил голову себе в ладонь, помолчал немного, а затем продолжил: — Я хочу начать все с самого начала… — Глаза его потемнели, но были по-прежнему печальны, он улыбнулся, стараясь скрыть волнение от нахлынувших воспоминаний. — Элис… У меня есть дочь Элис, ей всего пятнадцать лет. — Смит отвернулся, но Алекс успел заметить влажный блеск его глаз. — Моя дочь Элис, она такая хрупкая, тоненькая, совсем не такая, как все ее сверстницы. — Смит доверительно, совсем открыто взглянул Алексу в глаза, все равно как близкому другу. Алекс ответил тем же.
Неожиданно стало совсем светло, Алекс изумленно огляделся, пытаясь понять причину произошедших изменений, но то, что он увидел, показалось ему невозможным. Он, как и прежде продолжал сидеть на лавке в бараке, но глаза его осматривали другой — нездешний, незнакомый ему мир. Этот другой мир он видел так, как если бы перед ним был аквариум с рыбками, который можно беспрепятственно рассматривать со всех сторон, не выдавая при этом своего присутствия. Это было чистое созерцание, без всякой возможности влиять на события. Чувства захлестнули Алекса: страх, осторожность, любопытство и радость — все смешалось, и он понял, что проник в память Смита. Он ясно слышал рассказ Смита, похрапывание шамана и одновременно видел, как тихий летний вечер заполнил тот, нездешний мир, как солнце там уже касается верхушек леса, который тянется по одну сторону неширокой реки. Золотой с багрянцем, солнечный свет мягко струился сквозь замысловатый ажур листвы. Теплый, слегка влажный ветер, напоенный дивными запахами трав и цветов с ближайших лугов, беззаботно, как ребенок, играл листьями и шуршал, прячась в высоком прибрежном камыше. По другую сторону реки был холм, покрытый травой и луговыми цветами, который спускался почти к самому ее берегу, зелень холма не доставала воды всего несколько метров. Этими несколькими метрами владел песок, крупный, чистый, зернистый. Песок уходил в воду, выстилая собой пологое дно. Вода речушки — чистая, звенящая, но прохладная, по всей видимости рожденная множеством ключей, бивших с ее дна, не дававших ей прогреться и создававших ее течение.
Раскидистые ивы, росшие у самого берега, касались своей листвой воды. У самой поверхности водной глади качались на ивовых ветвях стрекозы, ловя лучи солнца, и их длинные прозрачные крылья отливали золотом.
— У меня было два дома: один мой — белый, новый, оснащенный современным оборудованием, и старый дом — дом моих родителей, доставшийся им от их предков, он был заброшен. Я подумывал его восстановить и продать, желая извлечь хоть какую-то пользу… — продолжал Смит, а Алекс продолжал изучать местность.