Черное и белое
Шрифт:
Должно быть организм стремится накопить сонную субстанцию впрок и забить ей все возможные полости и вместилища на случай очередного цейтнота. Закрываю глаза и всё, наступает сладкая, обволакивающая и приятная темнота.
В кои-то веки мне снится сон. Вот что тропики с разумом делают. Я чувствую что-то щемящее и чрезвычайно приятное, наполняющее сладкой тяжестью и неизъяснимым восторгом. Мне кажется, что кожи касаются нежные тёплые руки. Они гладят мою грудь и ласкают живот. Мне чудятся лёгкие порхающие прикосновения
Я переворачиваюсь на живот и чувствую горячее дыхание на затылке. А ещё мне кажется, что кто-то наваливается на меня, обжигая огнём, и шепчет мне прямо в ухо… жуткие непристойности…
Я открываю глаза и понимаю, что не один в постели. Переворачиваюсь и резко сажусь.
— Тише-тише, — раздаётся горячий шёпот и чья-то рука ловко ныряет ко мне под простыню. — Это я, не бойся, дурачок. Твоя невеста… Ищу мой подарок…
«Чья-то рука»… Собственно, не нужно долго думать, чтобы понять, чья. Не так уж много людей живёт в этом шале. И рука эта оказывается довольно беспардонной и цепкой. Юркая и прицельно точная. Уфф… Да что ж такое…
— Он в сейфе, — говорю я.
Рука замирает, прекращая свои манипуляции.
— Кто? — после значительной паузы спрашивает Ева.
— Не кто, а что, — отвечаю я. — Твой «подарок». Ты же не думала, что я лилию в трусах прячу?
— Что?
Рука отпускает меня и выскальзывает из-под простыни.
— Что? — повторяет Ева и начинает хохотать.
Не в силах совладать со смехом, она падает на спину и в оловянном лунном свете роскошь её волшебного дара расплывается подрагивающими приплюснутыми сферами.
— Ты не обязана изменять мужу, — говорю я, окончательно проснувшись. — Продам я тебе твою брошь, не волнуйся.
— За сколько? — тут же прекращает она ржать и садится рядом со мной, пытаясь в темноте разглядеть мои глаза.
— За триста тысяч, — отвечаю я. — С дисконтом.
Честно говоря, сумма взята с потолка. К каталогам «Сотбис» у меня доступа нет, интернета нет, даже спросить не у кого. Вроде где-то читал, что типа пол миллиона долларов.
— Ты с ума сошёл? За триста тысяч рублей, я надеюсь?
— Ага, только бакинских.
— Это как? — впадает она в ступор.
— Баксов, значит, — поясняю я.
— Нет, — машет она головой и, поднявшись с постели, идёт к выключателю и врубает свет. — Покажи мне лилию.
Я зажмуриваюсь от яркого света, а когда открываю глаза, вижу совершенно голую Еву с тяжёлой торчащей грудью, дёргающую ручку сейфа.
— Ты чего голая ходишь? — спрашиваю я.
— Чего? — удивлённо переспрашивает она, поворачиваясь ко мне.
— Чего-чего, ослепну, говорю, от красоты твоей.
— Да? — игриво улыбается она. — А хочешь…
Она прикрывает глаза и кончиком языка проводит по губам.
— А хочешь, я тебе доставлю… оральное удовольствие? Такого ты точно никогда не испытывал.
Ага, куда уж нам, мы ж не немцы…
— Скидки за это не будет, — категорически заявляю я.
— Егор!
— Нет. К тому же нам нельзя. Вдруг меня таким образом БНД завербовать пытается? Исключено.
— Да что ж ты за человек! — притопывает она ножкой. — Ну, покажи хотя бы.
— Не покажу. Ты уже и так всё потрогала, обследовала и изучила.
— Нет! — хохочет она. — Лилию покажи, а не это…
— А утра нельзя дождаться? — ворчу я.
Она с полчаса возится с брошью, разглядывая под разными углами, а потом заявляет:
— Утром пойдём к ювелиру и попросим оценить.
— Ты с ума сошла? — восклицаю я. — Эта лилия, которую заказал Людовик XV для своего внука, чтобы тот подарил её Марии-Антуанетте. И ты хочешь принести её багамскому ювелиру на оценку? Она стоит пол ляма. Начальная цена триста. Да и, к тому же, утром мы идём открывать кампанию. Всё, отдавай. Дай поспать ещё пару часиков.
— Какого ляма?
— Американского. Пол миллиона.
— Это совсем не точно. Просто легенда.
Утром я встаю рано. Заглядываю в комнату Евы. Она спит, раскинув руки и ноги. Выхожу из шале и иду на пляж. Сейчас здесь никого нет. Вода идеальная. Я плаваю, пока не начинают отваливаться руки. Потом возвращаюсь в дом.
Ева уже не спит.
— Пойдём завтракать, — предлагает она.
— Нет, не буду светиться. Принеси мне что-нибудь сюда. Я пока душ приму и умоюсь.
Она уходит, но возвращается с пустыми руками. Выносить нельзя. Правила.
— Ничего, значит выпьем кофе в городе.
Вскоре приходит такси и мы отправляемся в Нью-Провиденс. Праворукое такси, левостороннее движение, пальмы и голубое небо. Яркие невысокие домики, снова пальмы и неспешное движение. Солнце. Вилы, виллы, виллы, неторопливые люди на расслабоне. Чёрные, белые и снова чёрные. Утро, а солнце уже жарит.
Мы подъезжаем к офису адвоката чуть раньше срока и заходим в небольшое кафе неподалёку. По улицам снуют небольшие машинки, много «Тайот». Здания в округе не выше двух-трёх этажей.
Приветливая толстуха наливает кофе и подаёт выпечку. Жизнь прекрасна. Почему у нас нет таких райских уголков? Будут. Я постараюсь.
Когда подходит время, Ева остаётся в кафе, а я с книгой про морских рыб и тысячей долларов, полученных от неё по предварительной договорённости, иду в офис адвоката Мозеса Лански, занимающегося регистрацией офшорных компаний и ведением дел своих клиентов.
Секретарь проводит меня в небольшую комнату со столом для переговоров. Здесь белые стены с тремя небольшими и явно дешёвыми акварелями с морскими пейзажами, старое ковровое покрытие на полу, огромная хрустальная пепельница и коробка с сигарами.