Черное и белое
Шрифт:
— Пожалуйста, ничего не объясняй, — отвечает он. — нас с Питом это не касается.
Кажется, теперь он будет считать нас с Евой киллерами, которым доверяют заграничные миссии. Наверняка в рапорте отобразит. Хотя, может быть и такое, что моё имя в его отчёте вообще фигурировать не будет.
Дальше всё проходит без сбоев и накладок. Катер, военный корабль и Куба. Менее, чем через сутки мы сходим на берег в Гаване. Мои коллеги по делегации уже освоились, лихо выступают на митингах и загорают в промежутках
Проходит совсем мало времени и поездка достигает финала. Наступает пора собираться в дорогу. Обратный маршрут оказывается точно таким же как и полёт туда, и мы в конце концов прилетаем в Шереметьево.
Получаем багаж, полный подарков, и распрощавшись, мгновенно вытекаем в зелёный коридор.
— Одну минуточку, — сурово говорит мне пограничник в зелёной фуражке. — Подождите, пожалуйста.
Он отворачивается к служебному телефону и набирает короткий номер. Разговор получается тоже коротким. Выслушав всё, он кладёт трубку и снова поворачивается ко мне:
— Егор Андреевич, пройдите со мной, пожалуйста.
— Куда это? — удивляюсь я.
— Прошу вас.
Он ведёт меня к кабинету начальника и, открыв дверь, пропускает вперёд. Я захожу и вижу… Кухарчука.
Он сидит на столе и держит руки в карманах.
— Ну что, Брагин, покатался по курортам за казённый счёт? — кисло улыбается он. — Хорошо. Сейчас ещё прокатимся немного. На Лубянку. А там у нас совсем не курорт… Ну ты в курсе, да?
— Выводите задержанного! — бросает он в сторону боковой двери.
3. Венсеремос
Из смежной комнаты выглядывает невысокий крепкий мужичок в сером костюме с чуть не лопающимися рукавами едва вмещающими в себя раздавшуюся плоть. Воротничок рубашки пережимает шею, что в свою очередь делает лицо красным. Короткие рыжие волосы с одной стороны торчат, а с другой прилизаны, словно коровьим языком.
— Так, это… — недоумённо говорит он и чуть поднимает брови. — Досмотр, товарищ майор…
— А… точно, — хмурится Кухарчук и тут же добавляет сердито и зло, — досматривайте, досматривайте! Чего тянете!
— А вы, Пётр Николаевич, — качаю я головой. — Прямо непотопляемый, да?
— Что?!
Он вскакивает со стола и подлетает ко мне вплотную.
— Я говорю, что вы непотопляемый как будто. И в воде не тонете и в огне не горите. Впрочем, не знаю, жечь-то вас пытались или нет?
— Отставить иронизировать!
— Да я безо всякой, — пожимаю я плечами. — И что вы ищете, позвольте узнать? Контрабанду или следы влияния тлетворного запада? Скажите, так я вам сам отдам. Ежели имею в наличии.
Рыжий здоровяк, выросший из одежды и ещё один крепыш только чёрной масти со смуглой кожей и, вероятно, горячим сердцем и холодным умом, подбегают ко мне и начинают осуществлять совершенно нескромные касания. Они обхлопывают меня, ощупывают и оглаживают, извлекая из карманов всё, что не является частью моего организма.
Орден «Знак почёта» на лацкане пиджака, несколько кубинских монеток, сложенная купюра в десять песо, взлётная карамель, бумажник… Так, это уже интереснее. Теплее… Раз-два-три-четыре сотни американских долларов и дореволюционные десять песо, похожие на баксы…
— Незаконно приобретённые доллары! — радостно восклицает Кухарчук. — Выкладывайте всё сюда. На стол. Да, прямо по порядку, давайте.
— С чего бы им быть незаконно приобретёнными? — улыбаюсь я.
Ром, сигары, футболки с изображением Че, берет, как у него, соломенные шляпы, туфли и сумки из крокодильей кожи, чучело крокодила, кофе, ещё кофе и опять кофе. Кубинский флаг, ключи от квартиры, мокасины фирмы «Гуччи», одежда, обувь, книга на немецком языке с изображением рыб.
— Во-первых, — ухмыляется Кухарчук, — явное превышение норм провоза алкогольной и табачной продукции. Контрабанда. Во-вторых, товары ввозимые с целью дальнейшей перепродажи. Спекуляция. И, наконец, валютные средства. Срок. Попал ты, Брагинг. Минимум пятачок тебе корячится. Как тебе такая ситуация?
— Страшно, конечно, товарищ майор, — делюсь я с ним своими эмоциями. — Странно, кстати, что вы до сих пор майор. После проведения несанкционированных операций с привлечением личного состава.
— Что?! — широко распахивает он глаза. — Ты выпил что ли?
— Я не пьющий, товарищ майор — выделяю я голосом слово «майор».
Лицо у Кухарчука довольно подвижное, мимика богатая, а глаза круглые, как пуговицы. Я раньше не обращал внимания, но когда он говорит, становится похожим на лемура или суриката. На зверушку, в общем.
— Давайте так, — предлагаю я. — Я вам дам коробочку сигар, «Коиба», между прочим, топ один в мировой табели о ранге. Так вот, дам вам коробочку, а вы сложите обратно мои вещи и пойдёте восвояси. Как вам такое предложение? Ром, к сожалению, предложить не могу, у меня всё посчитано, кому что дарить.
— Ты совсем что ли оборзел?! — вызверяется Кухарчук. — Ну-ка, вы двое, выйдите, мы один ни один покалякаем.
Крепыши-досмотрщики беспрекословно подчиняются и выходят за дверь.
— Ты кто такой, Брагин? — как бы удивлённо спрашивает он и смотрит на меня в упор. — Ты ох**вший школяр. Понимаешь? А что ты о себе возомнил в таком случае?
— Странный вы человечек, товарищ майор. Не знаете, кто я, а пыжитесь, как будто у вас запор.
— Сегодня я тебя ночевать в кутузку отправлю, и ты там хорошенько подумаешь о своём поведении и о жизни. О прошлой жизни, поскольку новая у тебя будет такой, что ты никогда не захочешь о ней вспоминать.
— В кутузку? А в чём смысл? Вам чего от меня надо, вы знаете? Или просто злитесь, что грохнуть не удалось?
— Смысл? — хмурится он, вроде как призадумываясь и через несколько секунд продолжает. — Хочу, чтобы ты мне отдал лилию. Прямо в руки.