Черное колесо
Шрифт:
Чедвик с вызывающим выражением стал помогать ему. Большой Джим немного поколебался, потом принялся за работу над противоположным косяком. Я был доволен, что втроём они заняли все место у двери. Я не суеверен, но по своей воле не стал бы вытягивать эти большие гвозди. Впрочем, так и не знаю, почему.
Один за другим гвозди поддавались с удивительной лёгкостью.
– Как будто они сами хотят выйти, – заметил Большой Джим; голосе его впервые звучало удивление и беспокойство.
Чедвик и тут не мог удержаться от насмешки:
– Наверное, тот, кто заключён в каюте, помогает им.
Мактиг ничего не ответил, даже не взглянул, но молчание его было красноречиво.
Извлекли последний гвоздь. Мактиг откашлялся.
– Я чувствую себя так, словно сейчас либо конец мира, либо его начало; войти туда – всё равно, что ступить в западню. Но если вы этого хотите, капитан…
Бенсон молчал, глаза его сверкали.
– Что ж, – вздохнул Мактиг, – тогда пошли.
Он потянул дверь, и она открылась. Чедвик направил внутрь свет своего фонарика. Два фонаря осветили засыпанный песком трап, потом дверь у его подножья и ещё две двери рядом с первой. Я почувствовал слабый неопределённый запах и увидел какую-то дымку. Лучи фонариков зеленовато отражались в ней, слегка рассеиваясь. Как будто проход был освещён умирающим сиянием.
Бенсон переступил через комингс, но не стал спускаться. Он по очереди оглядел нас. Потом, коротко рассмеявшись, вошёл. Следом за ним шёл Чедвик, дальше я. Последним медленно зашёл Мактиг. Я взглянул на него. Он смотрел в сторону дальней двери и подозрительно принюхивался, как собака, учуявшая опасный запах, слишком слабый для человеческого восприятия.
Я понял, что только гордость заставляет его идти; если бы здесь не было Чедвика, он отступил бы. И как хорошо было бы, если бы он тогда отступил!
Чедвик остановился у правой двери. Бенсон сказал:
– Дайте лопату, Майк. – Потом: – Где вы? Идите сюда, вас никто не укусит.
Он держал оба фонарика, пока Чедвик лопатой отбрасывал песок от двери. Песка было не очень много, но корка его оказалась твёрдой, почти как бетон. Однако, когда её пробили, песчинки внутри рассыпались, как пыль.
Чедвик отступил от двери. Бенсон взялся за ручку, потянул – и оторвал её. Чедвик отложил лопату и помог, вдвоём они открыли дверь. Мы увидели первую ступеньку лестницы, соединяющей палубы; всё остальное было покрыто песком.
– Дьявольщина! – Бенсон в бессилии плюнул. – Трюм забит песком! Нам понадобится экскаватор, чтобы откопать его.
Он с гневом захлопнул дверь. Чедвик расчистил противоположную. За нею оказалось нечто вроде кладовой. Из песка Чедвик извлёк ветхие ткани, деревянные сундуки, которые рассыпались при прикосновении к ним лопаты. В них оказались хрупкие, пепельного цвета остатки того, что некогда могло быть сушёным мясом.
Чедвик расчистил подход к средней двери, той, на которую первыми упали лучи фонарей. Несомненно, это был вход в каюту. Бенсон протянул к ней руку…
Послышался резкий, как выстрел, звук: это треснула под ногой доска. В ответ снаружи раздались другие трески – такие звуки производит оседающее здание. Пальцы Бенсона едва успели прикоснуться к кольцу на двери, как та медленно, как-то зловеще открылась внутрь, словно, как и предполагал Чедвик, обитатель каюты стремился помочь нам, стремился освободиться.
Мы смотрели внутрь каюты, закрытой уже Бог знает сколько времени.
Фонарики, нам не понадобились. Мне вначале показалось, что свет льётся из иллюминаторов, и я посмотрел на них: они были так малы, что едва ли пропустили бы кулак.
Нет, это была фосфоресценция, как от гниющего дерева, блеск разложения, но такой необычной силы, что становился феноменальным. Яркость – как у стрелок моих часов.
Мы увидели стены из тика, растрескавшиеся и покрытые пятнами плесени. Остатки занавесей, изгрызенные временем, разобрать их рисунок невозможно. Тёмная картина в поблекшей раме, где обвисший холст превратился в бессмысленный мрак. Несколько морских сундуков, с белым песком на крышках; в углу нагромождены гнутые стулья.
Песок на полу лежал ровным слоем примерно в фут глубиной, под иллюминаторами его было чуть больше. Должно быть, просочился, пока корабль был засыпан. В центре каюты большой чёрный стол. Увидев склонившуюся над ним фигуру, я услышал захлебнувшийся, похожий на рыдание возглас Мактига. Лицо его стало белым, как песок, измученным, словно он не спал с самого рождения. Я видел, как он храбро вёл себя во время урагана, и удивился, что сейчас храбрость ему изменила.
Фигура за столом стояла, опираясь о его край. Колени слегка согнуты, руки лежат на столе, голова повёрнута в сторону от нас.
Это был мужчина. На нём ещё висели обрывки одежды, но они так поблекли, что невозможно было распознать стиль или эпоху. Обнажённая плоть высохла – перед нами стояла мумия. Часть яркого зелёного свечения исходила от неё, образуя бледный нимб. С головы падали спутанные пряди рыжих волос.
В руках мертвец сжимал большую круглую чашу, золотую, с двумя ручками. Около неё были разбросаны золото и драгоценности, сверкавшие, как сузившиеся кошачьи зрачки. Как будто пролилось содержавшееся в чаше богатство.
Бенсон отчасти забыл свои страхи, Чедвик забыл совсем, если только они у него были. Оба двинулись к столу. Бенсон отставал на шаг.
Мактиг закрыл глаза. Зеленоватый свет делал его смертельно бледным. Он задрожал, я успокаивающе положил руку ему на плечо.
Он раздражённо отбросил её.
– Всё в порядке. – Голос прежний, но лицо – нет. Осторожно, словно опасаясь попасть в западню, он двинулся в каюту, но не к столу, куда устремились Большой Джим и Чедвик.
Чедвик не отрывал взгляда от чаши, но Бенсон смотрел и по сторонам. По какой-то причине он внимательно наблюдал за всеми нами. Из алчности? Или из-за чего-то ещё?
Мактиг неохотно, но в то же время целенаправленно, как обречённый приближается к палачу, двинулся к тёмному пятну на песке. Остановился, глядя на него.
Большой Джим позвал:
– Эй, Майк… и вы, костоправ!
Мы повернулись; я видел, как Мактиг кивнул, словно найдя подтверждение чему-то: так кивает старая дева, заметив грешок какого-нибудь шалопая. Мы подошли к столу. Бенсон указывал на чашу, не касаясь её.
– Смотрите! – сказал он. – Должно быть, всё-таки пираты. – И потом: – Что вас грызёт, Майк? Пиратский корабль с сокровищами, а вы не радуетесь, вы холодны, словно сардина!