Черное колесо
Шрифт:
И выскользнула. Я, встревоженный, вернулся в свою каюту, ругая себя. У меня небогатое воображение, к тому же я не подозрителен, но складывалось впечатление, что меня опутывает паутина суеверий. Мне это определённо не нравилось. Я отправился в лабораторию и постарался выбросить это все из головы, хотя бы на время, и заняться практической работой.
Работая, я не обращал внимания на время, и удивился, услышав два удара корабельного колокола. Никогда не мог я привыкнуть к морскому счёту. Переведя его на обычный, я определил, что уже час ночи. Выглянув в иллюминатор, я увидел, что корабль по-прежнему ярко освещён,
Я услышал, как тихо открывается дверь, и увидел Мактига. Он так же тихо притворил дверь. На нём был просторный белый свитер.
– Большой Джим возвращается на остров… идёмте.
Я оделся и тихо направился вслед за Мактигом на шлюпочную палубу, где ждали Большой Джим и Чедвик. Мы сели в шлюпку, и Мактиг начал неслышно грести.
Большой Джим прямиком направился к колесу, словно подталкиваемый невидимыми руками, посмотрел на него, коснулся. Повернулся к нам и резко спросил:
– О чём вы думаете?
Чедвик ответил:
– Во-первых, я думаю, что экипаж состоит из прожжённых парней. Если мы приведём с собой кого-нибудь за колесом, он сделает те же выводы, что и мы. И захочет тщательно обыскать корабль, унеся с собой всё, что сможет. И не думаю, чтобы мы могли их остановить. Итак…
– Итак? – переспросил Бенсон, и я заметил, что глаза его снова налились кровью и в них появилось выражение хитрости и коварства.
– Итак, – продолжал Чедвик, – я думаю, нам нужно посмотреть первыми, не пуская экипаж в трюм, взять все ценное, и лишь в последний момент, когда «Сьюзан Энн» будет готова к отплытию, забрать колесо… если вы по-прежнему этого хотите… Майк может сделать это сам. Тогда сможете как угодно объяснять, где вы нашли эту штуку.
8. ЗА ЗАПЕЧАТАННОЙ ДВЕРЬЮ
– Значит, вы так считаете? – спросил Бенсон, елейно улыбаясь. Улыбка буквально растекалась по его лицу, как тяжёлое масло растекается по поверхности чистой воды, утишая волны. Лицо Бенсона потемнело и сгладилось. Очевидно было, что он согласен с Чедвиком но трудно было понять, смеётся ли он потому, что согласен… или смеётся над ним.
– А вы, Майк? Каково ваше мнение?
Мактиг с горечью ответил:
– Благодарю за доверие, сэр, вы очень добры, но раз уж вы подставили подбородок, то, думаю, стерпите удар. Я скажу: созовите парней с «Сьюзан Энн». Пусть смотрят всё, что хотят, пускай унесут хоть весь корпус на щепки, на спички. И очень неплохо было бы потом эти спички сжечь.
– Но… колесо?
– Ах, колесо, – небрежно заметил Мактиг, как будто забыл о нём. – Пусть дивятся на него, пусть сделают из него хоть карусель, – челюсть его выпятилась, голос стал твёрже, – но только пусть не берут его на «Сьюзан Энн»!
Зубы Бенсона по-прежнему были оскалены, но углы рта опустились так, что лицо превратилось в свирепую гримасу. Он словно беззвучно рычал. Должно быть, он знал, что ответит Мактиг, но рыжий всё же разочаровал его.
Мактиг добавил:
– Капитан, не смотрите на меня так, словно я дал пинка вашей собаке. Вы ведь знали, что я чувствую. И вам нужен был честный ответ.
Он перевёл взгляд на Чедвика.
– Отныне не планируйте заранее мои действия. Колесо, может быть, и попадёт на «Сьюзан Энн»,
Теперь он обращался к обоим:
– Я сразу сказал, что этот остров мне не нравится, не нравится и этот корабль, и до сих пор я не передумал. Я здесь, да, но не по своей воле. По приказу.
Он повысил голос, как будто дальнейшие его слова предназначались не только нам, но и разбитому кораблю:
– Что касается меня, то я не хочу иметь ничего общего ни с этим островом, ни с тем, что в нём скрыто.
В голосе Бенсона звучали негодование и насмешка, хоть он и пытался подавить их:
– Майк, вы прекрасно знаете, что нам нужен штурвал. Может, если приглядитесь внимательней, то увидите…
Мактиг холодно прервал его:
– Послушайте, сэр, я уже говорил, что у меня нет никаких доказательств, подкрепляющих мою неприязнь к острову и колесу. Что ж, это не совсем так. Доказательства у меня есть. Это их воздействие на нас. Мы с вами вместе долгое время, и прошли через многое. Но всё, что было раньше, кажется продолжительным беззаботным отпуском. Теперь, когда мы наткнулись на этот остров, отпуск кончился, и я увидел вас с такой стороны, которая никогда не проявлялась во время отпуска. Но дело не только в том, что я обнаруживаю скрытые до сей поры стороны вашего характера. То же самое относится и ко мне. И мне это не нравится.
Он умоляюще протянул руку:
– Капитан, надо уносить ноги из этой дьявольской дыры, прежде чем мы сами станем дьяволами! Забудьте об этом корабле!
Бенсон задумчиво и внимательно слушал его. Мне показалось, что на лице его видна жалость. Он вздохнул.
– Прошлое есть прошлое, парень, – грубовато сказал он. – Мы не можем вернуться к нему.
Мактиг беспомощно отвернулся, губы его подёргивались. Мы были слишком далеко от лагуны, чтобы слышать звуки по воде. Ветра не было, а если бы и был, на дюне не росло ни кустов, ни деревьев, которые могли бы шелестеть.
До этого момента я не ощущал напряжённости тишины. Люди обычно сравнивают городской шум с деревенской тишиной. Но и это только относительная тишина, заполненная вздохами ветра, гудением насекомых, лаем собак и криками ночных птиц. Здесь же царила тишина глухого подвала, тишина самой смерти!
Я видел, как чёрные глаза Чедвика дёрнулись в сторону, словно он заметил какое-то движение меж кораблями. Большой Джим склонил голову, прислушиваясь. Все мы слушали тишину.
Песчаная глыба сорвалась с вершины дюны и зашуршала по склону к корпусу корабля. Напряжённость нашего слуха усилила звучание, которое стало похоже на слабый свист стеклянной лавины. Большой Джим вскочил, указывая туда. Чедвик медленно выругался. Я мгновенно похолодел, словно в каждой, моей поре образовались ледяные кристаллы.
– Боже! – произнёс Большой Джим, опуская свой фонарик. Чары тишины распались. Но Чедвик, стремясь использовать их в своих целях, позаботился, чтобы совсем они не исчезли. Я начал восхищаться этим человеком: он был прирождённый, хотя и необученный, психолог. Я не представлял себе тогда, зачем ему нужно было разжигать вражду Бенсона к Макгигу; мне казалось, что это просто упражнения музыканта, пробующего неподатливый инструмент.
– Хорошо проделано, Майк! И почти сработало! – сказал он.