Черное озеро
Шрифт:
Оборачиваюсь, вспоминая весь день, проведенный мной коленями на горохе. Тогда это казалось концом света.
Жаль, что теперь мне все равно.
– У тебя все шансы узнать новую версию меня вместе со мной.
– Звучит как то, чему я был бы счастлив посвятить все свое время. – Стивер горько смеется и ослабляет хватку на моей талии. – Ну, в перерывах между тем, как меня выворачивает наизнанку при виде крови и мертвых тел.
Подгоняю кобылу, и та с радостью дергается вперед, от чего Ландау панически хватается руками за мою поясницу. Удовлетворенно киваю, продолжая подгонять лошадь.
– Тогда в перерывах
Глава 2. Город праха и живого мяса. Инесса.
«Амур выглядит неважно после ранений. Он сказал, что его семья погибла по вине Идэр. Но долговязая азиатка, хоть и редкостная сука, совсем не похожа на порождение зла, как бы мне этого не хотелось. Может когда-нибудь Разумовский расскажет мне больше, но я боюсь, что однажды проснусь утром, а он уже остынет.»
Амур замирает, выглядывая из-за плеча. Его тело напрягается. Отодвигаюсь, насколько это позволяет седло, но уже поздно. Он всё прочитал. Разумовский не отпускает ни единого комментария, а лишь вновь принимается беседовать с Катунем о каком-то вещевом рынке с поставщиком из Соли, о шарлатанке-собачнице, живущей у Солёного Озера вот уже пять сотен лет.
И судя по всему, именно её мы посетим в ближайшее время.
***
– Покупаешь хлеб, мясо и уходишь. Не привлекай к себе лишнего внимания своими иноземными словечками. В деревнях не любят чужаков.
Амур читает нравоучения, прислонившись к покосившемуся дубу. Разумовский устало потирает лоб, то и дело озираясь по сторонам. Идэр, Нева и Мален ушли к реке, пополнить запасы воды. Их нет слишком долго, потому в воздухе чувствуется напряжение.
Мне было бы не жаль, если Идэр утонет. Напротив, я бы сама затолкала её поглубже. Ради такого можно и плавать научиться. А вот остальные мне нравятся. Мален – отличный друг, всегда поддержит несчастную невестку своего брата по банде. Морально, аморально или орально – сути не играет. Нева – просто милая. Крышесносная, если у неё под рукой оказывается топор.
– Я как даосский монах.
– Кто, прости?
Стивер нахохлился и напоминает птицу. Обиженного такого, печального попугая. Катунь хихикает, поправляет соломенную шляпу на моих волосах и учтиво протягивает лапти.
В них я точно протяну ноги!
И всё же я обуваюсь и поправляю идиотский красный сарафан. Венок сполз с головы и преграждает мне весь обзор, но это не мешает мне прижать правую ладонь к сердцу.
– Следую пути праведного воздержания и хороших дел. – заключаю я. Снимаю венок из колосьев пшеницы и уже собираюсь его выбросить, но Катунь ловит его на лету и вновь коронует меня «Повелительницей хлебобулочных изделий». Смирившись со своей позорной участью, прячу нож в складках ткани. Амур заканчивает изучать карту и недоверчиво поглядывает в мою сторону. Под его глазами залегли тени, а бровь, рассеченная шрамом, нервно подергивается.
Кажется, я ему не нравлюсь.
– Я, кстати, тоже! – восклицает Катунь, заметно приободрившись. – Праведное воздержание – моё первое имя!
Лицо мальчишки Стивера багровеет и тот отскакивает от нас на пару приличных шагов.
–
Катунь не теряется. Он разводит руками и повержено соглашается:
– Ты прав! Крепкая мужская дружба обязана быть бесплатной! Как хорошо, что мы – друзья, не так ли?
***
Мы въехали в небольшую деревню поблизости от города с сумерками. Домишки из бревен и двухэтажные усадьбы из больших камней выстраиваются в ровные линии улиц. Дорога выстлана щебнем, вдавленным в глинистую почву.Впервые за всю нашу поездку меня начало укачивать. Амур научил меня держать поводья и контролировать лошадь.
Говорил, будто это нужно мне, но сам был не против отдохнуть, когда я брала Карамельку на себя. Ослабший, он всячески изгаляется, ведая странные присказки, смысл которых ясен лишь ему самому.
– Идя по выжженому полю, измажь сажей свое тело, чтобы все думали, будто ты тушил, а не разводил огонь.
Тяжело вздохнув, запрокидываю голову. Амур глядит на меня не скрывая издевки.
– И что это значит?
Разумовский пожимает плечами. Карамелька машет мордой, заставляя меня дергаться вместе с ней. Амур устало обвивает руками мою поясницу, придвигаясь ближе.
– Может, речь о том, чтобы прятаться у всех на виду?
Недовольно пыхчу, перебирая чересчур длинный кожаный ремень уздечки. Разумовский высокомерно усмехается за спиной, и я до малейших деталей могу воспроизвести в памяти его лицо. Небольшая морщинка между густыми темными бровями. Вечно хмурый. Всегда недовольный. Легкая насмешливая улыбка, подчеркивающая выступающие белые шрамы и острые клыки, похожие на звериные. Резко очерченные скулы и глубокая зелень глаз.
– Да, но для того, чтобы волк не съел тебя, придется обнажить зубы.
Меня начинает укачивать. Обгоняем Неву и Стивера. Оба с удивлением наблюдают за беснующейся лошадью под нами.
– Давай обойдемся без обнажений.
Дыхание сбивается и меня окутывает страх. Мы вот-вот упадем. Карамелька ускоряет шаг, продолжая дергаться. Стук ее копыт отдается в ушах.
– Ты – скучная.
Разумовский недоволен. Он помогает мне утихомирить строптивую кобылу. Берет поводья, не вырывая их из моих рук, и наши пальцы едва соприкасаются. Амур тянет узду на себя и животное, странным образом, успокаивается.
– Когда герой проявляет милосердие, то подстегивает злодея на еще большие злодеяния.
Осматриваюсь. Мы выбились далеко вперед. Остальные лениво плетутся между домами, переговариваясь. Небо уже окрасилось в лиловый и воздух заметно остыл. С губ срываются облачка пара.
– Демонстрация силы держит в узде. – мямлю, крепче вцепившись в поводья. Разумовский обнимает меня за талию обеими руками. Становится теплее. Он кладет подбородок на затылок и томно вздыхает.
– Прогресс. – констатирует Амур, зевая. Руки слегка дрожат, но я стараюсь этого не показывать. Дома заканчиваются и перед нами предстает широкая дорога из брусчатки. На противоположной стороне растянулись улицы. Дома в пару этажей украшены резными вывесками на языке, которого я не знаю.