Черное озеро

Разумовская К.

Прошла всего неделя с того дня, как мы выбрались из тюрьмы, а кажется, что целая вечность.

Поправляю волосы, набрасывая кудри на плечи. Из-за отсутствия рукавов и глубокого декольте я замерзаю сразу же, как останавливаюсь постоять и перевести дух. Юбка того же насыщенного цвета с вырезами с обоих сторон до середины бедер напоминает шелк. Когда я почти преодолеваю длинный темный коридор, то замечаю Амура, стоящего у стены. Парень бесцельно смотрит в стену, задумчиво крутя компас на цепочке в руках.

– Какого черта ты молчал? – почти кричу, не в

силах держать себя в руках.

Пока я рядом тебе нечего бояться.

Но тебя не было рядом и не будет, когда я стану нуждаться в тебе, как ни в ком другом. Он лгал мне. Недоговаривал. Ненавижу себя за то, что повелась на его сладкие речи.

– Посидите тихо до нашего возвращения. – терпеливо просит Разумовский, но я едва сдерживаюсь, чтобы не врезать ему с размаху. Амур окидывает меня взглядом и не может сдержать удивления, замечая здешний прикид.

– Тебя забыли спросить. – огрызаюсь, убирая волосы назад.

– Я со всем разберусь, как только мы вернемся на постоялыйдвор. – Амур бережно поправляет лацканы пиджака. С любовью и трепетом, которым он не отличается по отношению к своим друзьям и деловым партнерам.

– Почему ты ничего не сказал мне?

– А должен был?

Амур пристально вглядывается в мое лицо в густом полумраке коридора. Намереваясь уйти, пячусь. Разумовский останавливает меня, схватив за предплечье. Я не вырываю руку. Напротив. Встаю напротив, высоко задрав подбородок, чтобы отчетливо видеть его наглое лицо.

– Ты говорил, что её насиловали в тюрьме и после этого заставляешь ребенка играть роль проститутки?

Разумовский молчит. Его плечи распрямляются и замирают, напряженные.

– Плевать на меня. Сама ввязалась черт знает во что. Да и так ясно, что тебя не волнует никто кроме себя, но как ты посмел так поступить с ней?

– Мы уйдем раньше, чем что-то произойдёт. Всё продуманно, а ты лезешь с обвинениями. – чеканит Амур, крепко сжав челюсти. От его наигранной надменности хочется выть в голос.

– Почему не Идэр?

Нужно было быть слепой, чтобы не заметить, как мой вопрос задел Разумовского за живое.

– Она слишком хороша для этой роли? Когда вспомнишь что она сделала, подумай над этим ещё раз. Или это тоже было ложью?

Я думала, что он ударит меня, но Разумовский отпускает мою руку и нервно убирает волосы с лицо. Когда длинные пальцы касаются шрамов на левой стороне лицо он морщится.

– Не приплетай сюда Идэр. – слишком сдержанно хрипит Амур. – Я не жалею, что сказал тебе о причине нашего разрыва, но будь добра – никогда не упоминай об этом. Мне тяжело жить с этим.

Ну вот опять. Ему тяжело. Абсолютно полное отсутствие интереса к чувствам других. Только ОН. Никого больше.

Амур добавляет совсем тихо:

– Инесса, давай без глупостей. И сними эти тряпки.

– Поздно. – рычу, стараясь вложить в это слово всю ненависть и обиду. Делаю шаг в сторону, намереваясь уйти, но парень останавливает меня, вытянув предо мной руку. Замираю, едва на стукнувшись об нее лбом.

– Почему ты так злишься на меня? – его выражение лица можно назвать изумленным, если бы я не знала, что ему плевать на всех вокруг, кроме себя.

Он слишком много раз показывал это, а я не хотела верить.

Усмехаюсь, наклонив голову на бок. Сжимаю кулаки изо всех сил, впиваясь ногтями в ладони.

Не смей плакать. Победи своего дракона.

Отвечаю со всем безразличием, что только могу из себя выдавить:

– Ты не думаешь ни о ком кроме себя, а я не могла выкинуть тебя из головы последнюю неделю. Две? Плевать. Я доверилась тебе, а ты лжешь в глаза. Ах, простите! Не договариваешь.

Отступаю. Амур безэмоционально провожает меня взглядом, спрятав руки в карманы брюк.

– Знаю, это было глупо, но больше я так не ошибусь.

Глава 3. Что-то особенное. Амур.

Разбираю документы Иванцева, которые мне удалось стащить прямо у него под носом, когда Стивер разыгрывал пьесу в двух актах: «очень пьяный» и «очень выброшенный из таверны».

В ту ночь я разбил мальчишке Ландау нос – неплохая плата за простреленное плечо.

Ничего из того, о чём бы я не догадывался. Иванцев водит близкую дружбу с Емельяновыми. Младший сын Вадока Емельянова пал от руки Распутина, что может усложнить наше путешествие. Личные счёты со знатью – дело гиблое, уж я-то знаю. Из сплетен ныне мне доподлинно известно, что в следующем году князей ждёт Ярмарка Невест, Витим Макконзенъярви отошел от дел окончательно из-за болезни ранее оборвавшей жизнь его жены, а царь Райрисы привез в Святой Град Дождя своего дражайшего наследника, считавшегося умерщвленным собственной матерью-еретичкой. Бессвязный бред – Иванцев интересуется пчёлами, переправленными из Меряны.

– А ты видел сестёр Романовых? Нет? Нева, конечно, прелесть, но однажды мне удалось мельком увидеть Ардон, и я буквально обомлел от красоты! Раньше такое происходило только когда я посещал баню вместе с Амуром.

Одной Смерти известно в какой раз я отвлекаюсь на нескончаемую болтовню Катуня. Друг разлёгся на моей кровати, свесив голову вниз. Бусины и свалявшиеся волосы лежат на полу, побрякивая, когда друг дергается от смеха, словно мучаемый судорогами. Стивер злобно хмыкает, поджав под себя длинные худые ноги.

– Ты не найдешь там ничего нового. – бубнит Хастах, натирая штуцер, уведенный мной с поместья Иванцева. Пытаюсь собрать воедино всю информацию и прикинуть каким образом я могу применить её, но вновь захожу в тупик. Раздражаюсь, но продолжаю прокручивать мысли в голове, в надежде на озарение.

Ничего. Пустота.

– Опарин покупал крестьян у Иванцева.

– Это я уже слышал. – недовольно фыркает друг. – Ты лучше скажи, когда ты перестанешь злиться на Малена?

Вопрос задевает за живое, потому я с еще большим усердием утыкаюсь носом в потемневшие от вишневой наливки документы.