Черное перо серой вороны
Шрифт:
Была пятница.
В пятницу, в первой половине дня, мэр города Угорска Андрей Сергеевич Чебаков, обходил со своими чиновниками некоторые городские улицы, проверяя их на предмет уборки, порядка на детских площадках и вывоза мусора из мусорнах баков. Походя давались кое-кому из чиновников кое-какие указания по улучшению, усилению и укреплению того, что требовало улучшения, усиления и укрепления. Например, разболтанных детских качелей, сбитых ступенек у парадных подъездов, покривившихся декоративных оградок. Ничего не поделаешь: осенью грядут выборы, надо показать, что власть существует и заботится о своих избирателях.
По пятницам же, но уже во второй половине дня, Андрей Сергеевич собирал в своем просторном кабинете лиц, ответственных за всякие-разные направления деятельности городского и районного масштаба, назначенных им самим после очередных выборов, чтобы выслушать их отчеты, кого похвалить, кого пропесочить, а затем поставить очередные задачи, вытекающие из очередных высказываний президента, премьера и губернатора. Андрей Сергеевич знал всех своих подчиненных как облупленных, знал, кто чего стоит, кто чем дышит и в чем особенно грешен. Он рос вместе с ними, гонял мяч на пустырях, понемногу хулиганил вместе со всеми, не считая это хулиганством, затем, окончив школу далеко не в первой десятке, поехал в Москву и поступил на юрфак, – не столько продемонстрировав на вступительных экзаменах глубокие знания, сколько воспользовавшись папиными и дедушкиными связями и деньгами. И на юрфаке он учился ни шатко ни валко, однако диплом получил, и встал вопрос: куда идти дальше? Можно было в адвокаты, но для адвоката ему не хватало пронырливости
Народ между тем нищал, дичал и вырождался, и никому до него, как оказалось, не было дела. Главные грабители, набив свои карманы и сейфы заграничных банков валютой, подались на Запад, оттуда командовали наемными директорами компаний, сколько и как именно выкачивать из их вожделенной личной собственности денег, обходя всякие законы, чтобы как можно меньше доставалось государству и быдлу, называемому российским народом. Прикрывая свои грязные делишки и боясь, что все может снова перевернуться, но уже в другую сторону, они пошли проверенным путем – начали провоцировать межнациональные конфликты где только можно, предложив всем ринуться в сторону независимости, науськивая продажную прессу орать как можно громче о главной опасности, исходящей от крохотной Чечни. Опасность не заставила себя долго ждать. Все взоры повернулись в ту сторону. И погнали туда русских мальчишек на убой под командованием тех офицеров, которые еще помнили о данной ими присяге на верность Родине. И дергали этих офицеров, не давая им победить, чтобы длилась эта бойня как можно дольше, пока все не будет разворовано. Не удивительно, что у быдла от всего этого мозги встали враскорячку, и ни на что решительное оно уже не было способно.
Увы, все эти тонкости Андрей Сергеевич понял далеко не сразу. Громкие слова: Рынок, Свобода Слова и Личности, Неприкосновенность Частной Собственности, которые все расставят по своим местам ко благу всех и каждого, затмевали его весьма скудный разум. Однако в конце концов ему хватило мозгов, чтобы понять: в Москве ему, чужаку, ничего не светит, разве что какие-нибудь крохи, следовательно, надо возвращаться к родным пенатам, пока там тебя еще помнят, и попытаться взять то, что еще не взяли неповоротливые провинциалы.
Увы ему, увы еще раз: он опоздал и здесь. Все, что можно было разграбить и растащить по своим закуткам, разграбили и растащили, не зная, как и на что все это использовать. А тут еще расплодились банды, точно плесень в квартире с протекающим потолком, и все дрожало перед их беспредельной жестокостью, все гнулось перед их нахрапистостью: и выхолощенная милиция, и купленная прокуратура, и напуганные до смерти остатки советской власти. Никто ничего не понимал, каждый действовал в одиночку, опасаясь как друзей, так и врагов.
– Вот уж сволочи, так сволочи, – ворчал дед Андрея Сергеевича генерал Чебаков, отправленный в отставку сразу же после демарша «команды идиотов», как он величал гэкачепистов, не сумевших организовать даже приличного путча. – Всё у нас кверху задницей, все задним умом крепки, – накалялся ненавистью его голос. – Вон китайцы – постреляли своих хунвейбинов в Пекине – и все сразу же угомонились. А не постреляли бы, так драка там такая бы возникла всех против всех, что от их миллиарда жителей не осталось бы и половины. История тому свидетель. Зато теперь тихо, спокойно, а главное – результативно: проводят реформы, промышленность растет, перед Америкой не гнутся, как наши обормоты, и, помяните мои слова, скоро станут самой мощной державой в мире. Есть, как говорится, у кого поучиться, да нам все не впрок.
Однако ворчание старого генерала как-то не воспринималось его окружением. Да и то сказать: сам-то ты где был? Сам-то ты чем занимался, когда надо было вставать грудью против распоясавшихся грабителей? Дома сидел, поджавши хвост? В телевизор пялился на ножки балерин, отплясывающих лебединые танцы? Молчал бы уж, старый пердун.
Впрочем, не он один. И сам Андрей Сергеевич был не лучше. Почитай, весь народ пялился в телевизор с хмурой озлобленностью обездоленных, не понимая ни слова из того, что внушали ему бойкие комментаторы. Вот если бы…
Все перевернулось с приходом банды Осевкина, захватившей деревообрабатывающий комбинат, лежавший при последнем издыхании. И Андрей Сергеевич был одним из первых, кто – не сразу, разумеется, а изрядно расчесав себе затылок, – пошел на поклон к Осевкину и Нескину, новым хозяевам комбината.
Да, была пятница, полуофициально считающаяся коротким рабочим днем для всякого начальства. В пятницу оно, это начальство, измотанное непрерывным потоком дел, которые никогда не переделаешь и, следовательно, не стоит даже пытаться, позволяло себе расслабиться на полную катушку, презрев всякие условности и правила. В пятницу Чебаков щадил своих подчиненных. Отчеты и задачи – это не работа, а так себе – отдохновение души.
– Да, так вот, дорогие товарищи и господа, – начал Андрей Сергеевич, поднявшись, когда все расселись и угомонились, приготовившись слушать, а иные так даже и записывать. Он оглядел длинный стол, пробежал взглядом по знакомым лицам и продолжил хорошо поставленным баритоном: – Минувшую неделю наш город и район провели вполне успешно, если иметь в виду общую, так сказать, экономическую и политическую обстановку в нашей стране. Наше ведущее предприятие продолжает развиваться, производительность труда там растет, налоговые отчисления увеличиваются. Если иметь в виду прошлый, не самый успешный год, рост поступлений в городскую казну увеличился на три процента. Еще полтора процента дала торговля и кустарные промыслы. Наши экономисты решают, как лучше и в какой очередности использовать эти деньги на благо нашего города и его жителей. Правда, должен отметить, что городской бюджет используется нами далеко не так эффективно, как бы нам всем хотелось. Особенно по части строительства жилья и дорог. Дороги у нас очень и очень плохие. Сами по ним ездите и знаете, как на них трясет, так что расписывать вам их состояние считаю излишним. Как говаривал наш гениальный писатель Гоголь: «В России две беды: дураки и дороги». С тех пор мало что изменилось. К сожалению. Я не имею в виду присутствующих, – оговорился Чебаков, заметив, как нервно зашевелились его подчиненные, – потому что и без нас дураков хватает на всех этажах власти. Но это сугубо между нами.
Чебаков покхекал, чтобы разрядить обстановку и снова перейти на деловой тон, хотя отлично видел, что каким бы тоном он ни говорил, а толку от этого будет мало: все движется так, как двигалось и год, и пять лет назад, потому что двигатель один и тот же – деньги. А деньги приплывают с одной стороны, уплывают в другую сторону, и лишь малая толика их идет на пользу городу. И с этим уже ничего не поделаешь. А если он и попытается что-то поделать, то вряд ли усидит на своем месте хотя бы неделю. И ладно бы, уволили и забыли. Тогда бы он как-нибудь и сам с теми деньгами, что уже накопил путем всяких махинаций, сумел бы выкрутиться. Но не дадут. Потому что выбывший из команды выбывает из-под ее контроля, а это весьма и весьма чревато непредсказуемыми последствиями. Остается молить господа, чтобы ничего не менялось, иначе – труба.
Однако должность обязывала, и Чебаков продолжил вязать кружева слов, почти не задумываясь об их смысле:
– Далее насчет ремонта коммуникаций и жилья, доставшихся нам в наследство от тоталитарного режима. Надо иметь в виду предстоящие перевыборы. Усилить агитацию и пропаганду. Засучить рукава. Каждую зиму у нас что-нибудь рвется, ломается или течет. Поэтому прошу ответственных товарищей по партийной линии иметь это в виду и принимать достаточные меры для выполнения соответствующих решений. Особенно в том смысле, чтобы подойти к выборам в полной боевой готовности. Если вы думаете, что в нашем городе нет представителей других партий, то ошибаетесь: они есть и действуют из-под полы. Да, именно так, и тому есть подтверждение в свете последних достаточно всем известных событий. Далее надо иметь в виду, что правительство обращает сугубое внимание на положение дел в ЖКХ, и мы с вами не должны отставать от общей тенденции в русле модернизации. Как говорится, готовь сани летом, а телегу зимой. Сегодня с утра мы с вами прошлись кое по каким улицам и увидели наличные недостатки в нашей работе. Надо устранить в самое ближайшее время. Чтобы было видно, что работа делается. Насчет правопорядка тоже есть упущения. Несмотря на то что органы правопорядка стали именоваться полицией, что очень правильно и, как сказал президент, ближе к народу, однако жизнь ставит перед нами все новые и новые задачи, которые пора решать самым решительным образом, вооружась новыми директивами и законоположениями. Как вам известно, на гаражах были сделаны провокационные надписи, позорящие наш город и всех нас. Милиция… то есть прошу прощения, полиция… так вот, она приняла соответствующие меры, и означенные эксцессы больше не повторились. Но образовательный процесс в наших школах далек от совершенства и требует к себе пристального внимания. Нынче книги никто не читает, в интернете можно и без книг найти ответы на любые вопросы, не засоряя детские головы всяким бесполезным вздором. Надо все больше уделять внимание практически полезным знаниям, не углубляясь во всякие отвлеченные рассуждения. Слава богу, у нас не было замечено эксцессов на межнациональной почве, однако терять бдительность в этом вопросе никак нельзя, иначе выходцы из других регионов заполонят наш город, навяжут нам свои средневековые обычаи и прочии вещи. Особенно нашей общественности нельзя терять бдительности в этом вопросе, потому что именно в школе воспитывается не только патриотизм, но и любовь к другим народам, населяющим нашу необъятную страну. Потому что весной, как вам известно, имели место столкновения на этой почве между нашими торговцами и лицами… э-э… так сказать, приезжих национальностей. Полиция, реформирование которой в нашем городе несколько, так сказать, затянулось, должна особенно строго следить за тем, какова атмосфера и, как указал президент, соответствующим образом ее контролировать на новой, так сказать, основе, чтобы эксцессы не повторялись, поскольку давно известно, что у преступности нет национальности, так что мы не имеем права противопоставлять одну нацию другой, что не всегда отчетливо понимают наши, так сказать, граждане, в силу своей недостаточной сознательности, и строго следить за тем, чтобы граждане приезжих национальностей не оседали в нашем городе…
Речь мэра текла как по писанному, уж в чем-чем, а в этом деле он насобачился вполне за минувшие годы. Слушатели клевали носом, лишь один человек был внимателен и не отрывал шариковой ручки от своего блокнота – главный редактор «Угорских ведомостей». Покрывая строчками страницы своего блокнота, он мысленно ухмылялся, поглядывая на осоловевших чиновников. Впрочем, ухмылка господина Угорского была вымученной, время от времени его охватывала паника и откровенный страх: он не знал, был ли в городе человек из Москвы от Еськи Иванова, а если был, то неизвестно, что он там понаписал о событиях в Угорске. И вообще, зря он сунулся в «Дело», тем более к Иванову, всегда отличавшемуся тем, что шел на поводу у властей предержащих, при этом далеко не сразу осознавал грядущие перемены, замышляемые этими властями. Может быть, этот корреспондент и не приезжал, или, наоборот, ходит по городу, вынюхивает, попадет в лапы Осевкину, и тот вытянет из него все, что он знает, и тогда станет известно, кто дал им соответствующую информацию. А затем все может случиться в этом задрипанном городишке, в котором еще недавно то и дело пропадали люди. Можно себе представить, что они пережили, прежде чем отправиться на тот свет. И тело Угорского сотрясала нервная дрожь. Что, впрочем, не мешало ему слушать и записывать.
– Как вам всем известно, в недалеком будущем в нашей стране произойдет важнейшее историческое событие, которое должно всколыхнуть весь народ на новые достижения в физкультуре и спорте, а также в других областях, – продолжил Чебаков, несколько воодушевившись, так что некоторые слушатели, поморгав глазами, уставились на него с видимым вниманием. Это внимание еще больше подхлестнуло оратора: он привел в движение свои руки, и они запорхали в воздухе, точно бабочки. – Я имею в виду грядущий чемпионат мира по футболу. В связи с этим событием я предлагаю всем подумать о том, чтобы построить в нашем городе стадион на пять или даже на десять тысяч зрителей, имея в виду рост населения в ближайшем будущем в связи с новой политикой правительства по вопросу решения демографических проблем. А то мы что ни строим, все лишь для того, чтобы залатать имеющиеся дыры. Пора задумываться о перспективе хотя бы лет на двадцать. Наши мальчишки гоняют мяч на пустырях, стадион старой школы частично заняли под склады и еще черт знает подо что. Это есть самое настоящее недомыслие наших бизнесменов, у которых, кстати сказать, есть дети и эти дети тоже бегают по пустырям. Я думаю, надо бросить клич к тем бизнесменам, кто родился в нашем городе, но достиг достаточных успехов за его пределами. Я хочу выразить уверенность, что они проявят достаточный патриотизм и любовь к своим, как сказал наш гениальный поэт Пушкин, отеческим гробам. Товарища… прошу прощения! Господина Угорского, как главного редактора «Угорских ведомостей», прошу иметь это в виду в своем репортаже с нашего заседания. Было бы хорошо, если бы газета, отражающая наши надежды, попала к соответствующим гражданам и вызвала у них э-э… достаточную активность в этом направлении.Чебаков налил в стакан воды из графина, отпил несколько глотков и продолжил:
– А теперь заслушаем сообщение некоторых должностных лиц о выполнении своих обязанностей по достаточно животрепещущим вопросам. Начнем с товарища… извините, все никак не могу привыкнуть называть своих коллег и товарищей господами. Да, так вот, прошу господина Купчикова, начальника городской полиции, отчитаться о минувших событиях и мерах, принятых для дальнейшего их предотвращения. Прошу, Аркадий Степанович.
На дальнем конце стола поднялся грузный человек с обширной лысиной, маленькими лисьими глазками на широком обрюзгшем лице. Прежде чем начать отчет, он кашлянул в кулак, пробежал пальцами по своему мундиру, проверяя, все ли у него в порядке. Все смотрели на него и ждали. А он не очень-то и спешил. И каждый из сидящих за столом понимал, что имеет право.
Просто удивительно, как быстро меняет человека власть, даже такая в сущности незначительная, какой обладал этот человек! Давно ли лейтенант милиции Купчиков исполнял должность участкового окраинного городского района, ходил в стоптанных башмаках, был потерт с ног до головы, худ, говорил робким шепелявым голосом и выглядел каким-то неприкаянным? Совсем, кажется, недавно. Ну буквально что чуть ли ни вчера. Но затем его за старательность перевели участковым же в центр, в его ведении оказался городской рынок и множество всяких торговых точек. И случилось чудо: человек преобразился, стал как бы даже выше ростом, взгляд потяжелел, башмаки заблестели, портупея тоже, всегда аккуратно подстрижен и чисто выбрит. И даже голос изменился, приобретя властную хрипотцу. Не прошло и года – глядь, а он уже за рулем иномарки, не шибко дорогой, но все-таки, все-таки. Затем на его личных шести сотках начал возводиться кирпичный дом… Да что там дом! – особняк в три этажа! Да и шесть соток будто бы расширились каким-то чудесным образом втрое или вчетверо. И вот он уже капитан, затем майор, начальник городской милиции. Сменилась вывеска над входом обшарпанного двухэтажного здания – и нате вам: начальник полиции. И уже ездит на такой же машине, на какой ездит сам Осевкин. Более того, господин Купчиков в самом конце озера Долгое начал строить коттедж, располнел, обрюзг, столуется в ресторане, за стол, разумеется, не платит. И подают… в тайне от Осевкина, потому что – власть, потому что может упечь ни за что ни про что, или еще проще: был человек – и нету.