Чёрное сердце: Ненависти вопреки
Шрифт:
Можно так сказать, фартит: у Сергея никого не нет. Мне не приходится извиняться. Смотря в глаза, приносить соболезнования… Не уверена, что смогла бы и так постоянно тянет на себя руки наложить, но… злобный надсмотрщик рядом. Приём таблеток по режиму. Даже не позволяет закрываться в ванной — посидеть в воде с пеной, привести тело в порядок… Один раз не ослушиваюсь — в итоге, дверь слетает с петель, ещё не успеваю раздеться. В бешенстве хочу вызвать полицию, учиняю скандал…Кричу вдоволь, аж голос срываю — вместо ора, хриплю давясь слезами… Вот только Андрею плевать на мою боль. Сочувствие и понимание — ему чужды.
Пару раз Андрей уезжает по делам, оставляя меня на попечение Александра. Я выплевываю ему всё негодование, злость на безжалостного Зепара. Требую его уволить, а меня оставить в покое. Никитин качает головой:
— Ангел мой, ты не в себе. Если так и будет продолжаться, придётся тебя в клинику положить. Методы Андрей, может, и грубы, но я верю: он тебя заставит жить!
— Не хочу жить! А ещё больше не хочу видеть Зепара! — шиплю, гневаясь. — Он не человек. Не знает боли, сострадания.
Никитин темнеет лицом, на миг теряется, во взгляде обречённость, даже страх. Но быстро берёт себя в руки:
— Тебе такой и нужен, — убеждает с чувством. — Разговор закончен, — обрубает строго. — Хватить скандалить. Смирись. Андрей будет рядом. Я ему дал «добро» на любые меры, лишь бы ты пришла в себя. Будишь буянить, мы тебя к врачу отвезём. Не вынуждай!
Умолкаю. Что если Александр и Андрей придумали коварный план забрать мой бизнес? Убрали мужа, а сейчас упекут в дурдом и меня?.. Все знают, что Никитин — мой негласный душеприказчик и даже Мичурин ему слова наперекор не скажет. Мысль свербит настойчиво. Долго, навязчиво, жужжит мерзкой мухой. Но вскоре утихает — если бы так, Александр бы не угрожал. Тихо запихнул бы в психушку, объявил меня недееспособной — и бизнес в кармане. Так нет же. Нянчится… убеждает… советует… Вон как осунулся!
Часто замечаю, как держится за сердце, пьёт какие-то лекарства. Корит во всем, что случилось себя. Порой слышу бормотание… Невнятные, но смысл улавливаю, даже неудобно становится, ведь Никитин совсем не причём, а переживает, словно только он и виноват! Бормочет, что столько ведёт расследование, а всё на одном месте топчется. Хватку потерял… Пока ничего нового выяснить не удаётся, и даже связи Андрея Влацловича не выручают, хотя его ребята носятся как угорелые, успевают по архивам смотаться, лишний раз знакомства поднять…
***
Глаза зудят — рыдаю безостановочно, но выпиваю таблетки — и мне легчает, по крайней мере, проваливаюсь в пустоту. Часто ночами просыпаюсь в холодном поту. Выныриваю в реальность, а здесь встречает боль утраты. Порой сквозь помутнение слышу грубый шёпот. Знакомый, бархатный, настойчивый… Андрея. Как заклинание читает:
— Вставай, пора вернуться к жизни! Будь сильнее простых смертных! Забудь Вадима, он не был достоин тебя… Найдёшь другого. Лучше! Будешь счастлива!.. Ведь ты не любила его…
Меня возмущает сказанное, вводит в недоумение, но воспротивиться не могу… не хочу… Не вижу смысла… Сжимаю крепче в ладони перстень Вадима — его повесила на золотую цепочку, чтобы не потерять. Это всё, что осталось настолько родного и дорого мужу, чего могу касаться и носить как можно ближе к сердцу. Опять принимаю лекарство и вновь успокаиваюсь — лучше не ругаться. Плевать на всё! Ругань ничего не изменит и Вадима не вернёт.
Вскоре смиряюсь, наступает апатия — пусть будет, что будет…
Вместо ответа на любые слова, вопросы Зепара и Никитина без особого энтузиазма киваю, опускаю глаза — а что ещё могу? Я в плену по собственной дурости: меня шантажируют без видимых требований и удерживают против воли, но без применения силы…
Однажды, открыв глаза, вижу Андрея — восседает с господской величественностью в кресле у балкона. Полуобнажён, серьёзен, задумчив. Расслабленные руки покоятся на подлокотниках. Смотрит на меня в упор и будто не дышит. Лицо, точно маска — непроницаемая, холодная, невозмутимая. Как же хотелось вскочить и врезать ему, чтобы хоть какая-то эмоция проступила. Чёрствый, надменный, непробиваемый циник. Бесчувственный ханжа, бесстрастная ледышка… с чёрным сердцем, не знающим любви и привязанности.
Но не осмеливаюсь — кто я такая, чтобы его осуждать?..
Прогнать? Не могу…
Не знаю почему, но не могу. Язык не поворачивается… Да и наори на него опять — проигнорирует, как делал множество раз до этого. Остаться же одной — умереть…
Как ни крути, Зепар — единственный, кто со мной сейчас.
Частенько случается, соображаю: а где нахожусь? Как здесь очутилась? То в ресторане, то в кино, в машине, на приёме у Антона Николаевича…
Растерянно оглядываюсь, меня не трогает действительность — квело жую, бездумно смотрю, слушаю, дышу…
Жизнь продолжается против воли…
***
Прихожу в себя очередной раз. Помутневшим взглядом обвожу машину — знакомый джип. Пытаюсь сосредоточиться, куда еду — не получается. Мотаю головой и отворачиваюсь к окну. Опять куда-то везут. На работе, вроде, была… А-а-а, вероятно, домой.
— Как насчёт тренировки через боль? — вырывает из тягучих мыслей голос Андрея.
— Боль? — отстранённым эхом переспрашиваю и бесстрастно смотрю на Зепара.
Кхм…только сейчас замечаю, как сильно он осунулся. Скулы заострились, от чего и без того чёткий контур лица, кажется точно высечен. Надбровные дуги ещё больше посуровели — выпирают, будто навесные скалы. Огромные малахитовые глаза впали… Линия рта стала жестче.
— Сильной боли, но отрезвляющей, — не глядя на дорогу, интересуется Андрей, круто повернув на светофоре.
— Ка-какой… боли? — шепчу непонимающе. — Боли — боли… — уточняю нелепо, сама до конца не осознавая, что имею в виду.
— Боли через боль, чтобы потом, если случится подобное, ты уже была готова к Аду!
Милая шарада, вот только нет настроения её решать.
— Не уверена, — морщусь, но придаю голосу сдержанности. — Хочу домой! — нервничаю и даже почему-то есть желание кричать от страха или выскочить из машины. Интуитивно кошусь на окно, ища пути отступления. Магазины, бутики, офисы. Знакомый район!.. О нет! Мы уже возле школы боевых искусств.