Черное сердце
Шрифт:
Нахожу еще одну кружку и наливаю себе кофе. Гадкий до невозможности.
Эй,
мне вдруг вспомнилась мама и другой отель, ничуть не похожий на этот. — А правда, что в гостиничной кофеварке можно заваривать дурь?
Конечно,
отвечает Джонс, задумчиво глядя в свою чашку.
Похоже, мама хоть в чем-то была права.
Когда я выхожу, приняв душ и одевшись, в гостиной сидят все трое — заказывают завтрак. Нам предстоит долгий день, который практически нечем занять. Джонс хочет посмотреть баскетбол на большом плазменном
Выбираю я.
«Тонкий человек» (фильм 1934 г., режиссер — В.С. Ван Дайк). Мне просто необходимо посмеяться.
Глава пятнадцатая
Просыпаюсь утром в понедельник и не могу понять, где я. Тут же все вспоминаю: отель, федералы, покушение.
Адреналин с такой силой поступает в кровь, что я сбрасываю одеяло, встаю и иду по комнате, сам не зная куда. Загнав себя в ванную, избегаю смотреть в зеркало. Чуть ли не тошнит на нервной почве, просто пополам сгибает.
Даже не знаю, верить Баррону или нет. Не знаю, подставили ли меня. Уже не понимаю, кто враг, а кто друг.
Я думал, что люди, рядом с которыми я рос — по большей части преступники — отличаются от обычных людей. И уж точно они не такие как копы и федеральные агенты со сверкающими бляхами. Я думал, мошенники и плуты такими родились. Считал, что во всех нас есть какой-то внутренний дефект. Какая-то гнильца, не дающая нам быть такими, как все нормальные люди — остается лишь подражать их поведению.
Эта мысль меня пугает. Если это правда, верный выбор просто невозможен. Его попросту нет.
Стою перед зеркалом, пытаясь сообразить, что же делать. Стою так очень долго.
Собравшись с духом, выхожу в гостиную и вижу, что Юликова и Джонс уже одеты. Бреннан с ними нет.
Пью дерьмовый серый кофе и съедаю яичницу.
Займемся твоей маскировкой,
Юликова уходит в свою комнату и возвращается с малярной кистью, тюбиком — вроде бы масляной краски,
коричневой курткой с капюшоном, пропуском на шнурке и наушником
Гм,
верчу в руках пропуск. На ней значится имя Джордж Паркер, а под ним расплывчатая фотография — вполне сойдет за мою. Неплохое удостоверение. Фотография ничем не примечательна — если поместить ее на плакат «Объявлены в розыск» или в интернет, толку от нее не будет никакого. — Мило.
Это наша работа,
криво улыбается Юликова.
Простите. — Она права. Я-то считал их любителями, честными и прямыми госслужащими, которые впервые пытаются состряпать дельце — все время забываю, что именно такими вещами они и занимаются. Водят за нос мошенников — возможно, и меня тоже.
Сними, пожалуйста, перчатки,
говорит Юликова. — Краска сохнет довольно долго, так что если тебе нужно еще что-то сделать, я подожду.
Она имеет в виду пописать,
говорит агент Джонс.
Надеваю куртку, застегиваю молнию, потом иду в туалет, где складываю фотографии Паттона и засовываю в задний карман джинсов. В другой карман кладу расческу и карточки. Ручку и гель для волос помещаю в карман куртки — вместе с ключами от машины.
Возвращаюсь к столу, снимаю перчатки, сажусь и кладу ладонь на столешницу, расставив при этом пальцы.
Юликова бросает взгляд на мое лицо, а потом снова на руки. Рукой в перчатке берет мою кисть и притягивает к себе, перевернув ладонью кверху.
Джонс смотрит на нас — все его тело замерло, словно сжатая пружина. Если я прикоснусь к обнаженной коже на шее Юликовой, он тут же вскочит со стула и бросится к нам.
Если я прикоснусь к ее горлу, он все равно не успеет. Наверняка он тоже это знает.
Юликова отвинчивает крышку тюбика и выдавливает на тыльную сторону моей ладони прохладный черный гель. Похоже, она ничуть не волнуется, действует споро и деловито. Если она и считает, что я опаснее тех ребят-мастеров, которых она тренирует, она никак это не выказывает.
Щетинки кисти щекочут мою кожу — я не привык к тому, чтобы что-то вот так прикасалось к моим рукам — но краска ложится очень ровно и, высыхая, приобретает легкий блеск, напоминая кожаную перчатку. Юликова старательно закрашивает каждый участок кожи, даже подушечки пальцев, и, как бы мне ни хотелось рассмеяться, я стараюсь не двигаться.
Ну вот,
она закрывает тюбик. — Как только высохнет, можно отправляться. Можешь пока отдохнуть.
Всматриваюсь в ее лицо. — Вы обещали, что после этого с моей мамы будут сняты все обвинения, верно?
Это самое меньшее, что мы можем сделать,
отвечает Юликова. Судя по выражению ее лица, нет никаких причин ей не верить, но все равно на слова полагаться нельзя.
Если она лжет, я знаю, что делать. А если нет — что ж, тогда придется рискнуть всем. Другого такого шанса не будет — сейчас можно заставить ее проговориться. — А что, если я не хочу вступать в вашу группу? Ну, то есть после операции. Что, если я решу, что не создан быть федеральным агентом?
Она замирает, не закончив мыть кисть в чашке с водой. — Тогда мне пришлось бы очень трудно. Мое начальство заинтересовано в тебе. Уверена, ты понимаешь. Мастера трансформации большая редкость. На самом деле…
Она достает пачку знакомого вида бумаг. Контракты. — Собиралась оставить это на потом, когда нам удастся поговорить с глазу на глаз, но, наверное, сейчас самое время. Моему начальству будет куда спокойнее, если ты подпишешь вот это.
Мне казалось, мы договорились ждать, пока я закончу школу.
Операция вынудила меня пересмотреть план.
Понятно,
киваю я.
Юликова откидывается на спинку дивана и запускает пальцы в копну седых волос. Должно быть, на перчатке осталась краска, потому что несколько прядей оказываются испачканными. — Я понимаю твои сомнения. Пожалуйста, подумай хорошенько, но вспомни, почему ты заговорил о том, чтобы сотрудничать с нами. Мы убережем тебя от участи приза, за который сражаются криминальные семьи. Мы сможем тебя защитить.