Чёрное солнце
Шрифт:
Где-то в глубине угла тихо фыркнул маленький нечеловеческий ребёнок.
– На конкурс меня отправил преподавательский состав, а не я пошла на это по собственной воле. Цели «выдвинуть новую научную гипотезу» у меня не было. Как раз наоборот, – я царапала ногтями лакированное покрытие жесткого стула, – у меня попросили черновик, обещав довести все до идеала.
– Это Вам Марина Анатольевна сказала, а не я. Я твой куратор, и слушать ты будешь меня. Понятно?
– Вы мне даже не сказали про проект!
Он затянулся и выдохнул ненормально концентрированный клубень дыма.
– Думать головой надо.
Не человек. Не достойный таким называться. Глупый, избалованный, самодовольный старый болтун.
Я взяла сумку и вышла. Не стала я оставлять приёмного сына сиротой во второй раз только потому, что сейчас у него были деньги, и потому что со своим заболеванием он не прожил бы в детском доме, хотя, думаю, он бы не отказался побыть немного один.
Я знала, что моя работа достойна призового места, даже черновики нужно уметь писать так, чтобы это было достойно прочтения.
Но на следующий день Серов все равно умер. В своём кабинете. С перерезанным горлом. С украденной частью документов, причём, все пропавшие бумажки говорили именно о том, что убийца прекрасно знал, где что лежит, что отвечает за статус и звания. Подозревалась вся наша группа, да почти весь университет, тех, кто не держал на Серова зуб, было очень мало.
– Ужас, а за что его убили? – первое, что спросила у меня Алиса.
– Ну, он был сам по себе нехороший человек.
– И все с этим согласны?
– Ага. Он многим перспективным студентам палки в колёса вставлял.
– Убийцу будет сложно найти.
– Очень, – я повернулась на стуле с корейской морковкой в пластиковом контейнере, – в момент обнаружения тела окно было открыто, все дверцы шкафов распахнуты настежь, бумаги перерыты, стол в беспорядке. Отпечатков, казалось, куча, но их не оказалось, нигде. Допустимо, что убийца был в перчатках, но тогда можно было бы поискать другие зацепки, тот же нож, или оборвавшиеся части одежды, потому что злоумышленник вылез в окно. В окно пятого этажа, – Алиса подавилась соком.
– Это человек хоть был?
– Не знаю, но, в общем, зацепок никаких не нашлось. Вообще никаких. Завтра пойдём в морг, говорят, случай интересный.
– В плане?
– Не уточняли, но будет смешно, если окажется, что он умер раньше, чем ему полоснули по шее.
– В смысле?
– Остановка сердца. Такой случай был на прошлой неделе в библиотеке. Молодая девушка умерла от перебора энергетиков, никотина, и ещё чего-то.
– Ну, понятно.
– Остановка сердца может быть от увиденного, или же от введённого в кровь препарата, это должны были обнаружить следователи, само собой, прокола не обнаружилось. Рукава и манжеты были нетронуты.
– Что такого можно было увидеть, чтобы остановилось сердце.
– Не знаю, знаешь, говорят, можно и словом убить. Человек способен на многое.
– Да уж… а дети у него были?
– Был сын, но приёмный, сейчас решается, заберёт его бывшая жена Серова, или он поедет туда, откуда пришел.
– Жалко пацана.
– Не то слово…
Поводов волноваться становилось больше. Металлический вкус темного прошлого, детства, которое мне не хотелось вернуть, познания новых миров и адаптации под физическое тело, новые морали настигал меня все чаще. Он неприятно все ближе подкатывал к горлу, противным холодом прокатываясь по телу, и заставляя усомниться в себе и всем, что ты делаешь.
4
Странное чувство, когда сомневаешься в какой-то вещи, думаешь, взять ее, или оставить, и берёшь в итоге. Риск должен быть, и чем острее лезвия по бокам каната, тем незримей становится путь. В этом и опасность. Многие недооценивают не лезвия, а путь. Важно ли это? Вполне. Когда ты не знаешь, на что идёшь, будь готов к тому, что лезвия будут вдвое острее.
Я много раз рисковала, открывая новые книги. Читалась они довольно быстро, смысл схватывался легко, но каждый раз это меняло мое сознание, и после смерти Серова, беря книгу из рук светловолосого, покачивающегося на ветру, снова ставшего одиноким во всем мире мальчиком, я невольно понимала, что в то время, когда одни пытаются не быть людьми, я все делаю для того, чтобы стать им, человеком. Хочешь понять человека – стань им. Хочешь найти убийцу – сделайся убийцей. Хочешь найти идеал – будь им.
Я шла не по правилам, я ломала систему. Я упустила очень важного человека, я не знаю, что с ним, до конца не разобравшись в причине его исчезновения. Не так была важна смерть, как причина его ухода. Я не знаю, что с ним, потому что у людей не было ко мне доверия. Они будто бы чувствовали, зачем он мне нужен. А может… у меня изменились планы. И я не хочу быть кем-то, кроме человека. Человек в первую очередь – значит испытывать чувства, а этого я уже была лишена. Сейчас я чувствую фальшивую злость и голод по существенным вещам. В моей жизни давно не было ничего вкусного и нового. Не знаю, нормально ли получать удовольствие от того, что ты становишься человеком. Уверена, это и звучит смешно.
– Сегодня вечером ко мне придут мои бывшие одноклассницы, мы просидим часов до двенадцати, если хочешь, можешь присоединиться, – заявила мне Алиса, пока я пила утренний кофе. – Вспомнишь школьные годы.
Я не ходила в школу.
Я знаю четыре языка, высшую математику, обучена игре на трёх разных инструментах, умею готовить лучшие блюда английской кухни 17-19 века. Но в школу я не ходила.
Дамы, девушки, заявлялись в период времени с 7:56, до 8:15, думаю, последних можно было считать опаздывавшими. Последние всегда опоздавшие. Среди них не было близких подруг Алисы, но общались они довольно душевно. Для меня не было в новинку, что женщины зачастую улыбаются для виду, но по этим было сложно сказать, улыбаются они всерьёз, или в качестве вызова. Большинство из них пришло с выпивкой и вредной едой, и лишь одна не притронулась к алкоголю. Вино у них было мерзкое, это я знала, поэтому тоже воздержалась. Над нами посмеялись, я бы тоже стала сомневаться, если бы внимание той девушки не привлекла коллекционная книга из вещей, перепавших мне в числе случайных. Я всегда знала, когда человек создаёт себя, и когда это идёт изнутри.
– Я слышала, декан в медицинском недавно умер, – холод ее рук передавался через голос. Зелёные, как настоящий изумруд глаза, сливались с массивным, ровным, как расчёты астрономов, камнем на кольце прямоугольной формы, – я была лично знакома с его сыном, – вздох. Она поставила с негромким стуком книгу на полку, как будто даже сожалея. – Ему не нужны были деньги, столько внимания. Он верил, что к правде можно дойти лишь самостоятельно построив путь, из гвоздей, досок, палок, и никто для этого не нужен. До правды он дойдёт, в любом случае, но вот какой она будет.