Черное солнце
Шрифт:
— Боже, это сексуально, — говорю я ему, когда мы поддаем газу на улице Фултон. — По какой-то причине мне хочется закурить.
Он мгновение смотрит на меня, глаза блестят в свете уличных фонарей.
— Проверь бардачок.
Заинтригованно, я открываю его и нахожу пачку «Мальборо».
— Они всегда здесь? — удивленно спрашиваю я, вынимая их.
Он кивает.
— Подходит к машине, тебе не кажется? Я тоже буду, — он протягивает два длинных пальца.
Я достаю сигареты и засовываю пачку обратно
Тем не менее, я отдаю одну Солону и засовываю другую себе в рот.
— Спички? — спрашиваю я, мои губы двигаются вокруг фильтра.
Он поднимает руку и дважды щелкает пальцами. Концы обеих сигарет загораются пламенем.
— Окей, Танос24,— говорю я ему, кашляя от дыма. — Теперь серьезно. Расскажи, как ты это делаешь.
— Ведьма наградила, — говорит он, снова затягиваясь сигаретой, дым валит у него изо рта. — Я могу поджечь что угодно. То, что сделал с сердцем вампира, — самое большее, на что я способен. Во всяком случае, это самое большее, что я пробовал. Делаю по мелочи, не истощая себя.
— Я видела, как Вульф зажигал свечу, — говорю я ему. — Это ты его научил? Можешь научить меня?
Он качает головой.
— Он был там, когда мы торговались с ведьмой. Тоже получил это взамен. Удобно, — добавляет он, улыбаясь мне.
— Еще бы. А что же вы дали ведьме, получив такую оплату?
Его улыбка сползает с лица, костяшки пальцев на руле белеют.
— Вампира, которого они искали. Он был ответственен за серию убийств в Лос-Анджелесе. Убивал ведьм и некоторых людей тоже.
— В чем разница между просто убийством и убийством ради своего выживания?
— Есть разница, — говорит он, серьезно глядя на меня. — Если есть возможность оказаться в таком месте, как «Темные глаза», и найти человека, которым можно питаться, с его согласия, тогда нет необходимости убивать. А если нечаянно убиваешь, что ж, лучше скрыть это. Мы все совершаем ошибки и увлекаемся, — он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного, но, судя по всем черепам в его шкафчике, я бы сказала иначе. — Но делать это ради забавы, тратить впустую кровь, разводить хаос — это убийство.
— Почему вампиры не могут питаться друг от друга? Мы можем.
— Они тоже могут, просто не таким же образом. Это как плохая диета по сравнению со здоровой. Что касается нас, то ты не полноценный вампир, Ленор. Я питаюсь твоей человеческой стороной. И твоя человеческая сторона питается от меня.
— Инь и ян, — говорю я, стряхивая пепел. Несмотря на сигареты в машине, я уверена, что Солон следит за тем, чтобы в этой машине пахло как можно более чисто. Запах сигарет отвратителен для обычных людей, а для нас, вампиров, вероятно, невыносим.
— Или
Я на мгновение задумываюсь над этим, представляя змею, поедающую свой собственный хвост, — символ, очень распространенный в моих исследованиях.
Исследования.
Блять.
Я даже не думала об учебе с тех пор, как сдала последний экзамен и я… ну, стала ведьмой-вампиром.
— Что случилось? — спрашивает он меня, сворачивая на Масонский проспект. — Твоя энергия изменилась.
Я ценю, что в кои-то веки он не читает мои мысли.
— Просто вспомнила об учебе, вот и все, — говорю я ему, одаривая грустной улыбкой. — Все это похоже на сон, — и мое будущее такое туманное.
— «Уроборос» зародился в Египте, верно? — спрашивает он. — Когда доберемся до бара, тебе придется рассказать мне все об этом. Представь, что я какой-нибудь симпатичный паренёк из студенческого братства, которого ты решила охмурить.
Я расхохоталась.
— Солон, ты уже играешь со мной в ролевые игры?
Он просто ухмыляется и мчится дальше по улице.
Мы паркуемся в квартале от «Монастыря», дальше идем пешком, и я начинаю одновременно нервничать и грустить. Нервничаю, потому что давненько не была на публике в окружении людей, и прошла неделя с тех пор, как я пила кровь. Я не голодаю, чувствую себя под контролем, поела обычной еды. Но все же.
И грустно, потому что я думаю об Элль. В последний раз я приходила сюда с ней. Она была жива, и мой мир был совершенно другим.
Но у меня не было Солона. Все дело в нем. Я просто хотела бы сохранить их обоих в своей жизни. Уверена, что в конце концов она бы к нему потеплела.
Вышибала в «Монастыре» такой же, как всегда, бросает на нас обоих странные взгляды, пока Солон не начинает его уговаривать, и тот впускает нас. В свои тридцать восемь человеческих лет Солон, безусловно, самый старший в этом заведении, и когда мы входим в бар, все головы поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.
— Не так скрытно, как я надеялась, — говорю я себе под нос.
Солон с отвращением втягивает воздух носом.
— Боже, здесь ужасно пахнет.
Я закатываю глаза, хотя должна с ним согласиться. Пахнет несвежей выпивкой, потом и кровью, в которой слишком много алкоголя.
К счастью, поскольку еще рано, нам удается занять кабинку на двоих, оба места рядом друг с другом, и Солон заказывает нам «грязный мартини», поскольку я сказала ему, что это будет единственный напиток, который он сочтет приемлемым.
— Это так мило, не думаешь? — говорю я, кладя руку ему на бедро. — Наше первое свидание.
Он смотрит на меня сверху вниз, в глазах пляшут огоньки.
— Это наше первое свидание?
Я чувствую, как мои щеки розовеют, и опускаю взгляд на свой напиток.