Черное солнце
Шрифт:
— Джеймс, — шипит на него мама. — В твоих устах это звучит так просто.
— Вы помешали мне быть той, кто я есть на самом деле! — кричу я, слова вырываются из меня. — Я провела всю свою жизнь, чувствуя, что я другая, и не в хорошем смысле этого слова. Люди всегда боялись приближаться ко мне, и теперь я знаю почему. Они не могли. Вы останавливали их. Вы мешали мне лучше узнать себя!
Низкий гул разносится по квартире, как будто мимо нас по улице проезжает грузовик, но я не обращаю внимания.
—
Грохот усиливается, теперь земля начинает уходить у меня из-под ног.
Землетрясение.
Я остаюсь на месте, гнев, страх и разочарование захлестывают меня до тех пор, пока мне не становится трудно мыслить здраво.
— Ленор, успокойся, — говорит мама, и ее голос дрожит вместе с квартирой.
— Я не успокоюсь! — шкафы открываются, и посуда начинает выскальзывать, с грохотом падая на пол.
Я должна залезть под стол, верно?
Но землетрясение — это наименьшая из моих забот.
Папа дергается вправо, стойка удерживает его, когда он движется ко мне.
— Ленор, пожалуйста.
Я качаю головой, на глаза наворачиваются слезы.
— Держись от меня подальше. Ты мне не отец. Ты лжец.
Землетрясение усиливается, ваза падает с кухонного стола на пол и разбивается вдребезги.
— Ленор, это ты делаешь, — говорит отец, протягивая ко мне руку. — Ты навредишь всему чертову городу.
Я оцепенело смотрю на него.
— Что? — шепчу я.
Затем, прежде чем я успеваю пошевелиться, папа оказывается рядом со мной, хватает меня и притягивает к себе, прижимая к груди, пока я не сосредотачиваюсь на биении его сердца. Он кладет руку мне на голову, и я сразу же чувствую, как моя кровь замедляется, а дыхание становится ровным. Он что-то делает со мной, успокаивает, золотистое тепло распространяется от макушки до кончиков пальцев ног.
Дрожь утихает.
Землетрясение прекращается.
Снаружи по всему району разносится вой автомобильных сигнализаций.
— Просто дыши, доченька, — говорит он мне глубоким и успокаивающим голосом.
Я все еще зла. Ярость внутри меня вспыхивает, как огонь, который снова оживает.
Но энергия, которую он вкладывает в меня, умеряет ее, теплый ветерок тушит огонь.
— Иди сюда, — мягко говорит он, обнимая меня за плечи и ведя в гостиную, усаживая на диван.
Я в оцепенении, и мне так больно, до глубины души, до шрамов, которые больше никогда не проявятся снаружи, но я больше не боюсь. Боль — это тупая пульсация в моем сердце.
Мама исчезает, а затем приходит с одеялом, накидывает его мне на плечи, и я с удивлением понимаю, насколько мне холодно. Я думала, что больше не чувствую холода?
— Я ничего не понимаю, — шепчу я, откидываясь
— Знаю, — говорит мама, кладя руку мне на лоб, и это прикосновение успокаивает, несмотря на суматоху эмоций, бурлящих внутри меня. — Мы так долго пытались это сделать.
— Нам придется разобраться с этим вместе, — говорит папа, садясь на кофейный столик напротив меня, его рука обхватывает мое запястье, поддерживая во мне успокаивающий эффект. — Но, пожалуйста, ты должна поверить, когда мы говорим, что не причиним тебе вреда. Мы принесли клинок, потому что почувствовали, что ты здесь, внизу, и не знали, одна ли ты.
— Ты должна доверять нам, Ленор, — говорит мама. — Мы единственные, кто может защитить тебя сейчас.
Я не знаю, насколько это правда.
Мои глаза начинают закрываться, усталость пробирает до костей, но независимо от того, как сильно я хочу спать, мне нужно бодрствовать.
— С запоздалым днем рождения, — шепчет мне мама.
Я открываю глаза и моргаю.
— Когда оно было?
— Вчера.
Понятие дней, кажется, больше не имеет смысла. Видимо вот, что происходит, когда ты можешь жить вечно.
Если я смогу.
Прочищаю горло.
— Тогда, я думаю, худшее позади.
Они обмениваются взглядами поверх моей головы.
— Что? — спрашиваю я.
Мама убирает выбившиеся пряди волос с моего лица.
— Ходили истории о людях, которые одновременно были ведьмами и вампирами. Как можешь себе представить, такие случаи редки. Вампиры и раньше оплодотворяли ведьм, но их дети обычно долго не живут. Но никогда еще ведьмаки не поступали так с вампирами.
— Почему нет?
Еще один затравленный взгляд.
— Проще говоря, вампиры соблазнительны. Движимые как кровью, так и сексом. Ведьмы не такие. Несмотря на ненависть и естественное отвращение между видами, вампиры всегда добиваются того, чего хотят, и иногда даже самые мощные заклинания не могут их отогнать.
— Такого не бывает, чтобы мужчина-ведьма испытывал влечение к вампиру, — добавляет отец.
— А если женщина-вампир заставила его? — спрашиваю я, не одобряя этот двойной стандарт, как будто мужчины такие благородные.
— Может быть, — говорит мама. — Но зачем Элис это делать? Почему бы тогда просто не расстаться с Хаканом?
— Наверное, не могла просто оставить вампира ради ведьмака, — говорю я им.
— Тогда зачем носить его ребенка? В этом нет никакого смысла, — говорит она, качая головой.
— Это мы и пытались выяснить, — говорит папа. — Но ни к чему не пришли. Это нелегко, когда приходится держать тебя в секрете от единственных людей, которые могут знать о таких как ты.
— Типа Атласа По?