Черное танго
Шрифт:
— Немного поздно размышлять об этом.
Франсуаза вздохнула.
— Ты сделала хороший выбор, — продолжала Руфь. — Пьеру необходим отец, а тебе — мужчина. Лебрен — надежный человек, у него золотое сердце. Ты будешь с ним счастлива, я в этом уверена.
— Спасибо, Руфь, мне радостно слышать твои слова. Шарль, Пьер, вы закончили? Идите умываться.
Не успели эти трое выйти, как на кухне появились Леа и Лаура, растрепанные, еще не до конца проснувшиеся. Они поцеловали Руфь, и та поставила перед ними на стол тарелку с тартинками, намазанными маслом.
— Я бы предпочла круассаны, — зевая, сказала
— Придется довольствоваться хлебом, старушка, — ворчливо отозвалась Леа, сладко потягиваясь.
— Круассаны! А почему не бриошь? — буркнула старая гувернантка.
Почему они смеются, эти девчонки?.. Это уж слишком. Разъяренный вид этой славной женщины заставил их рассмеяться еще сильнее.
— Похоже, здесь не скучают, — сказал Ален, войдя на кухню.
Казалось, он вылил на себя целый флакон одеколона, его вьющиеся от природы волосы были тщательно приглажены. Такое впечатление, что он вот-вот задохнется в своей белой рубашке со слишком тесным воротничком. Что касается костюма цвета морской волны, он был явно не от лучшего портного. В своем праздничном наряде Ален выглядел столь нелепо, что они снова расхохотались. В этот момент вошла Лиза в своем домашнем платье из фиолетового атласа и в папильотках. Это было уж чересчур: теперь сестры не просто смеялись, они издавали какие-то вопли. Руфь переходила от одной к другой.
— Успокойтесь, вам сейчас станет плохо.
— Но над чем они так смеются? — недоумевала Лиза.
Леа встала из-за стола и, согнувшись пополам, выбежала во двор. Лаура бросилась следом, по лицу ее струились слезы. Она икала, судорожно стиснув руки на животе.
— Я сейчас описаюсь, — с трудом вымолвила она.
— Прекрати… мне плохо!
Они корчились от смеха, упав прямо на землю. Лиза, Ален и Руфь стояли на пороге кухни и с недоумением смотрели на них. Когда сестры, наконец, успокоились, по их раскрасневшимся лицам струился пот.
Церемония в церкви Верделе была скромной. Невеста, одетая в бледно-желтый костюм и канотье из натуральной соломки, украшенное большой желтой розой, была восхитительна, несмотря на свои затравленный вид и чрезвычайную бледность. Она озиралась вокруг, как будто ожидая появления ревущей толпы. Почувствовав, как она напряжена, Ален взял ее за руку. Франсуаза благодарно улыбнулась ему.
Присутствовали только самые близкие друзья. Не было никого из Бордо: ни одного члена семьи, ни одной старушки из тех, кто ни за что на свете не пропустит свадьбы или похорон. Их отсутствие означало, что прошлое не забыто. Франсуаза была к этому готова, с тех пор, как она вернулась в имение отца, она столько раз получала от ворот поворот, вынесла столько оскорблений, что почти не обращала на эго внимания. Этого нельзя было сказать о госпоже Лефевр, Лизе и Руфи: самолюбие этих трех женщин было уязвлено. «Их можно понять», — думал дядя Алена Жюль Тестар. Лаура, одетая в элегантное платье из голубого шелка, откровенно скучала. Рядом с ней Леа в своем провинциальном наряде чувствовала себя неловко. Она невольно сравнивала эту свадьбу со свадьбой Камиллы и Лорана д‘Аржила накануне войны. В церкви Сен-Макера было полно народу: невеста в белом подвенечном наряде; девушки в цветастых платьях. Леа с волнением вспомнила, какой она сама была в то время. Перенесенные страдания остались далеко
После свадебного обеда столы и стулья были отодвинуты, чтобы можно было танцевать. Лаура привезла из Парижа уйму пластинок. Начались танцы. Бал открывали Ален и Франсуаза; Лаура танцевала со свидетелем жениха, который с трудом приспосабливался к современным ритмам, а Леа — с Жаном Лефевром. Молодые люди танцевали молча. Было тепло. Спустилась ночь. Леа предложила своему другу выйти на террасу. Сидя на железной скамье, они смотрели на небо, усыпанное звездами.
— Ой, падающая звезда! — воскликнула Леа. — Надо загадать желание. Ну, давай — загадывай!
— Зачем? У меня есть только одно желание, которое никогда не исполнится.
Леа взглянула на него, она знала, о чем он думает, но ничего не могла для него сделать. Она ласково положила свою руку поверх его руки.
— Очень скоро ты встретишь женщину, созданную для тебя, и она полюбит тебя, полюбит виноградники и подарит тебе много маленьких Лефевров.
Он в раздражении отдернул руку.
— Я ее уже встретил.
— Как я счастлива, — радостно отозвалась она. — Почему же ты мне ничего не сказал?
— Не смейся надо мной, ты прекрасно знаешь, что речь идет о тебе.
— Я думала…
— Что ты думала? Ты же знаешь, я всегда был в тебя влюблен. Рауль тоже любил тебя, это даже стало предметом твоих шуток. Мало ты нас изводила, кокетничая с нами, а мы, несчастные глупцы, шли у тебя на поводу?..
— Но ведь это все ушло вместе с нашим детством!
— Для тебя, возможно. Но не для нас. Мы оба хотели жениться на тебе.
— Но один из вас был бы несчастлив!
— Конечно. Ты же не могла выйти замуж за нас обоих.
Воспоминание о той далекой ночи, которую они провели втроем, одновременно пришло им на ум. Смутившись, они замолчали. К счастью, в этот момент появилась Лаура со своим кавалером.
— Я не думала, что вы здесь, — сказала она, усаживаясь рядом с Жаном. — Какая потрясающая ночь: настоящая брачная ночь.
Она тоже смолкла на какое-то мгновение, созерцая небо, а затем спросила у Леа:
— Ты не передумала ехать со мной в Париж?
— Да, если тетя Альбертина будет хорошо себя чувствовать.
— Как, ты едешь в Париж и ничего мне об этом не говоришь? — вмешался Жан.
— Я еще не решила окончательно.
— Ты жить не можешь без Тавернье, так ведь?
— Тебя это не касается, я еду куда хочу.
— Перестаньте ссориться, — сказала Лаура. — Это я попросила Леа поехать со мной на несколько дней в Париж до начала сбора винограда. Она имеет право немного отдохнуть.
Жан тяжело поднялся.
— Разумеется, она имеет на это право, — сказал он, удаляясь.
— Бедный Жан, ты слишком сурова с ним, — сказала Лаура.
— Но это же не нарочно. Я очень нежно к нему отношусь, но не моя вина, что он в меня влюблен.
— Ты никогда не говорила ему правду относительно Франсуа?
— Нет, но ведь это всем известно, он не может быть в неведении.
— Было бы лучше, если бы ты ему сама это сказала.
— Не хватало еще, чтобы ты читала мне мораль. Кажется, я тебе слова не сказала по поводу твоего образа жизни в Париже, не так ли?