Черное зеркало
Шрифт:
— России необходим порядок, — говорила Галина Николаевна. — Так дальше продолжаться не должно.
— Вы, верно, за Лебедя голосовали? — поинтересовалась Нина Леонидовна. — Если не секрет…
— Никакого секрета. Я внимательно ознакомилась со всеми предвыборными программами, проанализировала их, взвесила все «за» и «против»… И решила, что никто из кандидатов не в состоянии обеспечить подлинный порядок в стране. А поэтому просто не пошла на эти выборы.
— Мы тоже не пошли, — обрадовалась Нина Леонидовна. — Ну их всех!.. Никому верить нельзя… Мы с
«Врет, — с каким-то тайным удовольствием подумал Игорь, услышав последние слова диалога. — Все уши своими коммуняками прожужжала…»
Он прошел на кухню. Из комнаты доносились оживленные голоса. О Ларисе больше никто не заикался. Отдав дань памяти безвременно усопшей, все переключились на текущие мирские проблемы. И поминки постепенно принимали характер заурядной пьянки.
Виктор Максимович клевал носом за столом, старики бубнили о каких-то льготах и пенсиях, а молодое поколение, определившись в своих взаимных симпатиях, постепенно накачивалось. Один Юрик скучно слонялся по квартире, время от времени что-то выхватывая со стола и косясь на многочисленные бутылки…
На первый взгляд не было ничего необычного в окружающей обстановке. Но тем не менее Игорю было не по себе. Что-то на краткий миг задержало его взгляд своей неправильностью, неосознанным, едва заметным несоответствием. Встревожило каким-то неуловимым намеком… И началось это еще днем, с церемонии прощания в крематории. Но что это было конкретно, Игорь не мог вспомнить, как ни пытался выудить этот мимолетный кадр, мгновенно провалившийся в самую глубину подсознательной памяти.
Те, кто сейчас находился в квартире, особых подозрений не вызывали. И менее всех — совершенно пьяный Виктор Максимович…
На кухне появилась Марина.
— А ты чего тут уединился? — удивилась она.
— Да так… А что?
Марина подошла к столу, словно что-то отыскивая. Игорь отодвинулся к окну и, внимательно наблюдая за проемом двери, почти беззвучно, одними губами произнес:
— Давненько, Маришка, мы с тобой не оттягивались…
— Тише! — сунув голову в холодильник, зашептала она. — Я бы с радостью тебя утешила… Да сам понимаешь, Лешка без жены голодает. Я от него — ни на шаг…
— Что тут за секреты! — зарокотало вдруг.
Барин, сильно покачиваясь, показался в проеме двери и шагнул на кухню:
— А ну марш отсюда!
Он шлепнул Марину по пышной, распирающей юбку заднице.
— Я за фантой! — пискнула она и мгновенно ретировалась.
— Знаю я ваши фанты-финты!.. Игорек, не майся. Пошли водку пить! Плесень сейчас уматывает.
Игорь вошел в комнату. Старики покидали квартиру. За ними заторопилась и мать Игоря.
Барин подозвал Юрика:
— Не в службу, а в дружбу. Развези по домам этих старпёров, чтобы им в метро не толкаться. И возвращайся.
Нина Леонидовна подошла к Игорю. Заглянула в глаза, дотронулась до руки…
— Я приду завтра. Помогу вам посуду вымыть. До свидания, Игорь. Не расстраивайтесь…
Галина Николаевна лукаво подмигнула и помахала ручкой…
Дверь за стариками закрылась.
— А теперь — гудим! — провозгласил Барин. — Наливай!..
Достали затихаренные для узкого круга пузыри, бросили в мойку ставшие уже ненужными приборы и продолжили пиршество, не следя за тостами и закусывая подвернувшимся под руку. Затем последовало предложение врубить музыку.
— На поминках нельзя!.. — заикнулась было одна из девиц. Но ее быстро убедили в том, что с годами традиции претерпевают изменения.
В итоге дело дошло и до танцев…
Барин захапал свою собственность. Серега вытащил из темного угла грудастую блондинку. Иришка, размахивая руками и что-то мыча под нос, дергалась в одиночестве. Петька с Эдичкой рассматривали какие-то картинки…
Ничего не оставалось, как подойти к Тане.
Какая-то на первый взгляд бесформенная, тумбообразная, в глухом темно-коричневом платье, Таня казалась безнадежно асексуальной. Но когда Игорь из вежливости пригласил ее и положил руку на четко очерченную выпуклость чуть ниже пояса, то почувствовал тепло тугой женской плоти, перекатывавшейся под его ладонью в медленном ритме танца. Его опьянил дурманящий аромат мягких, шелковистых волос, легко скользнувших по лицу. И своей внезапно затрепетавшей грудью он почувствовал упругое прикосновение ее груди…
Он коснулся губами краешка ее мягкого рта. Таня чуть отстранилась, полускрытым в ресницах мерцающим взором посмотрела в его глаза…
Он вжался в ее оказавшееся таким желанным, бьющимся в нетерпеливой дрожи пышное тело. Покачиваясь в танце, он чувствовал, как горячие волны набегают одна на другую, как жаркое дыхание соединяет их пьющие друг друга губы и как судорожно пробегающий по зубам влажный кончик языка трепещет, доводя его до высшей, критической точки возбуждения…
Внезапно интимную обстановку взорвали гнусавые, с каким-то завыванием вопли.
Всех как заклинило. Взгляды устремились к обеденному столу, за которым в пьяном непотребстве, с закрытыми глазами раскачивался на стуле Виктор Максимович и, дирижируя себе пустым фужером, издавал противные звуки.
— Ну-ка, встань, приятель! — потряс его за плечо Петька.
Но мужик закапризничал, начал вырываться, нечленораздельно ругаясь и отпихиваясь.
Серега подскочил к нему, схватил за воротник и резко выдернул из-за стола.
Мужик затрепыхался, замотал руками, как тряпичная кукла, и дико захлопал глазами.
— Что делать с этим козлом?! — злобно тряся обмякшего Виктора Максимовича, прошипел Серега. — На лестницу вышвырнуть?..
Барин подошел ближе.
— Гость все-таки… Как-то негуманно… — неуверенно сказал он. — Дать ему стопаря, что ли?.. Пусть отрубится и в прихожей полежит, пока не проспится…
Налил стопку, сунул под нос начинающему приходить в себя мужику.
Серега отпустил его. Тот постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, обвел окружающих мутным взглядом. Потом заметил стопку, схватил ее и опрокинул в рот.