Черное зеркало
Шрифт:
Она находила для себя всевозможные оправдания, перебирая в памяти известные имена. И всемирно знаменитая покорительница молодых поклонников Элизабет Тэйлор, и более близкие примеры из окружающей жизни вселяли в ее душу некоторую долю здорового оптимизма…
И вот сегодня, несмотря на отвратительную погоду, не слушая резонных доводов разума и заботливого Сергея Сергеевича, отговорившись необходимостью отдать последнюю дань памяти «бедненькой Лорочки», она увязалась за Игорем…
И лишь в ту минуту, когда тот ушел в кладбищенскую контору для оформления каких-то
Внутри пахло ладаном и царила торжественная тишина. Лишь кое-где возле икон, озаряемых рубиновым светом теплящихся лампад, изредка слышался нестройный шепот просящих о заступничестве или о прощении за неизбежные житейские проступки. Свечи в паникадилах дрожали какими-то таинственными, словно спустившимися с небес мерцающими огоньками. И в сумеречном свете тускло и загадочно сияла темная позолота старинной церковной утвари.
Из стоящего в тесном приделе скромно украшенного гроба виднелось умиротворенное восковое лицо какого-то иссушенного старичка. Немногочисленная родня в темных одеждах терпеливо дожидалась священника. Слез не было.
Нина Леонидовна огляделась и невольно как-то ссутулилась, сжалась, словно застигнутая врасплох. Лики на иконах строго и осуждающе глядели на нее. Она старалась не смотреть по сторонам, но, куда бы ни поворачивала она свою голову, всюду натыкалась на их заглядывающие в самую душу очи…
Не поднимая глаз, она робко прошмыгнула к киоску; купила свечку и, затеплив ее от другой, уже догорающей, укрепила напротив бронзового распятия. Затем перекрестилась и, низко склонясь в поклоне, тихо прошептала заупокойную молитву.
Отойдя в сторону, она случайно взглянула на группу прихожан и вдруг среди них ясно различила обращенные на нее глаза Ларисы…
— Погасла свечечка-то… — раздался сзади скрипучий старушечий голос.
Нина Леонидовна обернулась. Ее поминальная свечка, только что мигавшая трепетным огоньком, теперь одиноко стояла перед распятием, с черной закорючкой наверху и словно ослепшая…
И вот теперь, стоя у края вырытой могилы, на холодном пронизывающем воздухе, орошенная водяной пылью, которая, смешиваясь со щедро наложенной пудрой, крупными каплями стекала с ее лица, она тихо шептала про себя:
— Грех-то, грех-то какой!.. Что же я натворила!.. Господи Боже мой, какой грех!..
Игорь стоял поодаль. Курил и время от времени искоса бросал критически оценивающий взгляд на свою неожиданную любовницу.
Полная пожилая женщина, которой, кажется, уже далеко за шестьдесят (какой-то запредельно фантастический возраст), в допотопном совдеповском пальтишке — заурядное пятно неопределенно-серого фона городской толпы, из каких обычно состоят очереди в продуктовых магазинах и почтовых отделениях в пенсионные дни…
«Сподобился…» — неприязненно думал он.
Поздно ночью, чуть ли не под утро, его, до предела измочаленного сначала поминальным гуляньем, затем возобновленным общением с милицией, доведенного до белого каления бесконечными вопросами и недвусмысленными намеками, наконец выпустили из отделения, приказав строго-настрого никуда ни на минуту не отлучаться из города. Игорь огрызнулся, заметив, что однажды он уже слышал нечто подобное и даже подписывал что-то в этом роде. Ему, в свою очередь, предложили слегка остыть и не возникать, если он намеревается провести остаток ночи в своей постели. Игорь подумал немного и счел за лучшее внять предложенным рекомендациям, благодаря чему через некоторое время уже находился дома…
Затем уселся перед зеркалом и, уставившись в его темную, изредка слегка мерцающую глубину, пытался понять хоть что-нибудь. Но равнодушная стекляшка молчала и позволяла лишь вволю лицезреть бледное отражение собственной физиономии.
В этом положении, сидя на стуле и облокотившись на столешницу перед таинственной зеркальной плоскостью, Игорь и заснул.
Что-то виделось ему во сне. Что-то открывалось, до сих пор неизвестное. Но что именно, никак нельзя было уловить…
Его разбудил звонок в дверь.
Пришла Нина Леонидовна и рьяно принялась за уборку его квартиры. Включившись в работу, Игорь несколько отвлекся от мрачных мыслей и воспоминаний прошедшей ночи. Тем более что ему как-то приятно было наблюдать, как пышная соседка суетилась на кухне, бесконечно вертясь перед его глазами и словно нарочно выпячивая свои округлые, манящие дотронуться до них формы. Линии спины, бедер, пышной груди плавно перетекали одна в другую, округлости перекатывались и настойчиво стремились вырваться наружу из-под стягивающего их тесного халата…
Окончив наконец уборку, они сели пить чай. Попутно к чаю на столе появилась бутылка вишневого ликера.
После нескольких рюмок, перейдя в дружеской беседе на диван, они внезапно оказались в такой непосредственной близости друг к другу, что возможность дальнейшего сближения уже не вызывала сомнений.
Игорь обнял Нину Леонидовну и крепко поцеловал ее в губы.
Она отстранилась. Ожидая всплеска бурных эмоций оскорбленного достоинства почтенной пожилой дамы, Игорь уже пожалел о содеянном. Но, к его удивлению, вместо истерических воплей и призывов о помощи она тихо, недоуменно и, как почудилось ему, с каким-то еле уловимым ожиданием в голосе спросила:
— Игорь, вы в самом деле этого хотите?..
Он не ответил и поцеловал ее еще раз, уже смелее и более жадно.
Он почувствовал, как участилось ее тяжелое дыхание, как в ответном желании мелкой дрожью затрепетало ее обмякшее тело. Игорь принялся судорожно вырывать из узких, тесных петель круглые пуговицы халата и лихорадочно срывать все эти ненужные, упрямо сопротивляющиеся дурацкие тряпки.
По мере того как спадала одежда, постепенно обнажая тело, он как бы издалека слышал насмешливый голос разума, разочарованного открывающейся картиной. Но жгучая жажда обладания женщиной, поднимающаяся откуда-то из глубины его существа, этот первобытный инстинктивный зов ослеплял его, притуплял сознание и сводил на нет любые мыслительные процессы.