Черное зеркало
Шрифт:
Ей не снилось ничего.
И, проснувшись где-то около двух часов дня, она долго лежала и не могла понять, что с ней, где она, вечер сейчас или утро и есть ли кто-нибудь поблизости… Все вчерашнее наслоилось одно на другое, смешалось с какой-то невообразимой фантасмагорией и казалось не более чем хаотичными впечатлениями от просмотренного на сон грядущий нелепого американского ужастика…
Рассеянным взглядом она медленно скользила по стенам и окружающим ее предметам. И приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы понять то, что она
И поэтому на одно мгновение ей даже показалось, что она у себя дома, окруженная давно, с раннего детства знакомыми вещами. Ей показалось, что не было ничего из того, что с безжалостной неотвратимостью накатилось на нее в последнее время.
Затуманенное сознание с трудом воспринимало самое элементарное и упрямо отказывалось возвращаться в неприглядную действительность.
Но дрожащие, постепенно угасающие в свете наступившего дня видения, прихотливо переплетающиеся друг с другом, насмешливо ускользали от ее пристального внимания, от бесплодных попыток зафиксировать их в памяти и сквозь рассеивающийся туман уплывали вдаль, уступая место все более и более отчетливо проступающим картинам реального мира…
Она открыла глаза и, отогнав от себя остатки сна, увидела, что снова находится в квартире Арвида, услышала его тяжелые шаги за стеной, хлопанье дверцы кухонного стола, стеклянный звон пустой посуды.
Она встала и медленно пошла к нему.
Все дальнейшее оказалось как бы продолжением какого-то фантастического и бессмысленного в своей абсурдности сновидения…
Она и думать забыла об этой бутылке.
Когда, блуждающе улыбаясь спросонья, Лариса появилась в дверях, Арвид стоял за кухонным столом и, приглашающе глядя на нее, держал в руках наполовину наполненный стакан. На столе стояла пустая бутылка «Амаретто» и наполненная рюмка.
Сначала Лариса ничего не поняла. Потом дернулась было, но что-то вдруг удержало ее.
— Carpe diem… — пронесся над ее головой чей-то вкрадчивый шепот.
Между тем Арвид поднял стакан и с каким-то радостным удивлением начал:
— Хотел уже в киоск бежать. А у нас, оказывается, тут одна осталась недопитая… — Он показал рукой в угол, где сгрудились разнокалиберные пустые бутылки. — Как раз кстати. Давай выпьем за наши будущие успехи… За твое здоровье! Прозит!..
Он открыл рот и быстро поднес стакан к своим губам…
Опершись плечом о косяк двери и все так же улыбаясь, Лариса с напряженным вниманием смотрела на него. С любопытством следила за тем, как рука со стаканом все ближе и ближе стремится к ожидающим прикосновения улыбающимся губам. Как губы потянулись навстречу и коснулись края стакана. Она смотрела. И ленивые мысли ее неохотно взвешивали все «за» и «против» неумолимо приближающейся развязки…
И вдруг ее словно ударило молнией.
— Нет! Нет!..
В унисон с ее пронзительным воплем зазвенело оконное стекло.
Она рванулась вперед. Задела стул. Чуть не упала. Руки, казалось, стремились вырваться из плеч, чтобы выбить из его рук этот ужасный стакан…
Он все понял. В глазах сверкнула догадка.
Но давно отработанное, привычное движение мышц до конца совершило роковой цикл…
Так, совершенно неожиданно для себя, она стала виновницей еще одной смерти…
Но постепенно, раз за разом все это уже начинало казаться какой-то заурядной обыденностью. Чувства притуплялись. Совесть молчала, покорно уступая место резонным доводам о совершенно естественной необходимости борьбы. За самосохранение и элементарное выживание…
Наконец теперь она окончательно проснулась. И с внезапно нахлынувшим облегчением огляделась вокруг. И улыбнулась.
Больше уже ничто не держало ее в этой квартире. Этот неожиданный всплеск был ложным порывом испугавшегося долгожданной свободы узника. Последний из ее тюремщиков лежал на полу, судорожно сжав горло побелевшими пальцами, и остекленевшими глазами бессмысленно смотрел в потолок. Этот случайно обретенный, странный не то друг, не то враг. Готовый заботиться о тебе, защитить при случае. И в то же время безо всякого колебания отбросивший бы тебя, как использованную, ненужную вещь. Он был мертв.
Лариса собрала свою немногочисленную поклажу и, не запирая двери, вышла из квартиры.
Настроение было приподнятое. И она гордо шагала по проспекту, не обращая ни на кого никакого внимания. Она не замечала ни пасмурной, промозглой погоды, ни холодного, сырого ветра. Все было прекрасно. И радость от долгожданной свободы озаряла все окружающее радужным, исходящим из самого ее сердца светом, с лихвой компенсируя отсутствие солнца над головой.
Она была свободна. Сильна.
Ей хотелось хулиганить…
Внезапно к тротуару подрулил сияющий перламутром автомобиль. И резко затормозил рядом с Ларисой. Дверца распахнулась.
— Эй, рыжая! Покатаемся? — высунулась из салона и весело крикнула ушастая голова какого-то подвыпившего сопляка.
Лариса покосилась на него. И как ни в чем не бывало продолжала свой путь.
— Давай, давай! Чего ломаешься?.. Посмотришь, как люди живут, — потянулся к ней салажонок, выползая из машины.
Лариса не отреагировала.
Он встал на пути. Раскинул руки. Пустил клуб дыма ей в лицо. Лариса приостановилась. Смерила его взглядом.
Какой-то тощий, щуплый. В длинном черном пальто, с тонкой шеей, на которой каким-то чудом держалась ушастая голова.
«И этот туда же…» — усмехнулась про себя Лариса.
— Будьте так любезны, оставьте меня в покое, — вежливо, но с нескрываемым оттенком презрения в голосе произнесла она.
— Пошли!.. — Он потянул ее за рукав. Обернулся к кому-то в машине, весело подмигнул. Изнутри одобрительно похохатывали.