Черное знамя
Шрифт:
Похоже, это был «герой», сразивший убийцу.
Помимо него, тут было двое носильщиков с бородами, фартуками и номерными бляхами, несколько обладателей железнодорожных мундиров, и кучка зевак разного возраста и пола, похоже, из пассажиров того же поезда. Женщины вытягивали шеи, оживленно переговаривались, мужчины опасливо поглядывали в сторону Кириченко, стоявшего на коленях рядом с трупом.
С этого края платформы была хорошо видна пустынная привокзальная площадь, громада увенчанного башней элеватора за ней, и уходящий вправо
— Вот он, полюбуйся, — сказал «опричник», когда Олег протолкался через толпу. — Интересно, кто таков?
— А ты не узнал?
Кириченко поднял голову, поправил фуражку:
— Откуда?
— Его фотография была в том комплекте документов, которые нам показывали позавчера, — Олегу стало очень-очень холодно, на него навалился ужас такой силы, что испытанный в момент нападения страх показался теперь легкой тревогой.
На платформе, зажав в руке пистолет и подставив дождю белое лицо, лежал Быстров Михаил Николаевич, девяносто девятого года рождения, наборщик типографии казенной палаты. Глаза его были широко открыты, струи воды стекали по щекам и губам, создавая впечатление, что мертвец рыдает.
— Прапорщик, хватит болтать! — распорядился Кириченко, поднимаясь с колен. — Посторонних убрать!
«Герой» заткнулся и принялся наводить порядок, а тысячник заговорил намного тише:
— Тот самый тип, что причастен к взрыву в Москве? То-то он мне показался знакомым.
Олег ничего не сказал — его память не могла допустить ошибки, она сохранила все до малейшей детали, и изгиб подбородка, и слегка оттопыренные уши, и старый шрам чуть повыше правой брови.
— Почему у убитого рана во лбу? — спросил он. — Он же убегал?
Кириченко пожал плечами:
— Оглянулся, наверное, в момент выстрела, вот и словил пулю не в затылок. Теперь-то ты мне веришь, что среди наших врагов и вправду есть маги? Откуда еще розенкрейцеры могли узнать, что опасные для них люди приезжают этим поездом и в этом вагоне?
Нет, это невозможно! Такого не может быть!
Олегу очень хотелось выкрикнуть эти две фразы, но он сдержался, только поправил шляпу и спросил:
— Сигарет ни у кого не будет?
— У меня есть, — отозвался «герой»-жандарм, вытаскивая из кармана пачку дешевого «Нукера».
Щелкнула зажигалка, Олег втянул в себя вонючий, едкий дым, и страх на мгновение отступил. Вернулся почти тут же, но оказался уже не парализующим, как раньше, освобожденные колесики в черепе закрутились с бешеной скоростью.
Нет, никаких чародеев не существует, просто у розенкрейцеров есть свой человек в ОКЖ…
Вот только он должен обладать доступом к очень специфической информации — о том, кто командирован в Нижний, как выглядит, на каком поезде едут эти люди и в каком вагоне… кто-то из высокопоставленных «опричников», бывших на совещании у Голубова, или обычный чиновник-исполнитель, имевший
Скорее, первое, но в предательство одного из дружинников верится с трудом… ради чего?
Разве что сам Кириченко, приверженный странным идеям, и наверняка в прошлом состоявший в каком-либо тайном обществе мистической направленности… или состоящий до сих пор?
Но нет, он же стрелял в Быстрова!
Но ведь не попал! Может, жал на спусковой крючок для отвода глаз?
Олег глянул в сторону спутника, беседующего о чем-то с железнодорожными жандармами, и понял, что не сможет доверять этому человеку, несмотря на ночные посиделки, выпитый коньяк и долгий откровенный разговор.
И в том случае, если Кириченко истово служит НД.
И в том, если он тайно работает на орден розенкрейцеров.
— Ну что, я договорился с этими парнями, сказал, где мы поселимся, — сказал тысячник, подходя к Олегу. — Следователь нас найдет, а торчать тут нет смысла, оно того не стоит, так что забираем багаж и едем в гостиницу.
— Едем, — согласился Одинцов, и выкинул бычок.
Тот упал в лужу, зашипел и потух.
Прекрасным майским днем… 4
13 мая 1928 г.
Петроград — Москва
Олег закончил собирать вещи ровно в семь вечера.
— Ну, вот и все, — сказал он, защелкнув чемодан, и тут начали бить висевшие на стене часы. — Пора выходить, а то опоздаю.
— Когда ты вернешься? — спросила Анна.
— Хм, выборы через две недели, двадцать седьмого, через пару дней нас всех отпустят…
— Долго, — она подошла вплотную, на мгновение прижалась, поцеловала его в щеку. — Аккуратнее там, а то знаю я ваши дела…
Глаза влажные, но Анна если и позволит себе заплакать, то лишь потом, когда никто не увидит. Она понимает, ради чего муж едет в Москву, ради чего он работает по семь дней в неделю, уходя рано утром и возвращаясь почти ночью… знает, и терпит, хотя все это ей не нравится, она предпочла бы, выбери супруг обычную службу, попроще.
Но ничего, осталось сделать последний шаг, напрячься, и тогда они заживут иначе, вся страна заживет!
— Я постараюсь, — Олег поцеловал ее в ответ. — Так, Кирилл, где ты там?
Сын был тут же, спокойно ждал, когда дойдет очередь до него… тринадцать лет, гимназист, отличник, за последнее время вытянулся, скоро отца перегонит, волосы русые, его, а глаза светлые, как у Анны.
— За матерью приглядывай, — велел Олег, — чтобы в доме все было в порядке. Ясно?
Кирилл рассудительно кивнул — прямо не пацан, а взрослый мужчина, скоро и вправду можно будет на него положиться. Ну а пока еще не зазорно взлохматить его шевелюру, и даже обнять — ничего, каких-то две недели с небольшим довеском, и они увидятся вновь.