Черное знамя
Шрифт:
Счастье еще, что глаза целы и вроде бы даже нигде не оцарапался.
— Твою мать, это еще что такое? — спросил Аркаша сверху хриплым с похмелья и недосыпа голосом.
— Забастовка, — подал голос Эрик.
Ну да, точно, Олег же читал об этом вчера в «Правде» — профсоюз Московского железнодорожного узла, контролируемый эсдеками, собирался с сегодняшнего дня начать забастовку, и Троцкий со страниц своей газеты грозил «зажравшейся буржуазии и ее прихвостням» полной остановкой движения.
В купе заглянул проводник, лицо его было
— Вы как тут, в порядке? Никого не поранило? — спросил он. — Вот негодяи!
— Никого, — ответил Олег, осторожно поднимаясь и стряхивая с физиономии осколки. — Долго еще стоять будем?
— Скоро поедем, — и проводник исчез.
— Долой проклятую капиталистическую власть! — донеслось снаружи.
— А, вот и они, последыши Карла и Фридриха, — пробормотал Аркаша, и отдернул занавеску. — Чтобы им эта забастовка поперек задницы встала, чтобы она закончилась прямо сегодня вот…
— Хм, тут ты не прав, — сказал Олег. — Чем дольше продлится это безобразие и чем масштабнее оно будет, тем сильнее напугает всяческих зажравшихся буржуинов и прихвостней. Как думаешь, к кому они побегут за защитой? Нет, не к Алексееву и Маннергейму, они и сейчас у власти… Полагаю, что к сильному лидеру, что обещает навести в стране настоящий порядок. Левые делают за нас нашу работу, понимаешь?
Аркаша усиленно хмурился, но соображал, похоже, не очень хорошо.
Еще бы, выпили вчера изрядно, у самого Олега голова была тяжелой, как чугунное ведро.
Поезд вздрогнул, и под усилившиеся вопли снаружи двинулся с места, покатил, набирая скорость. В окне показалась группа стоявших внизу, под насыпью людей в черных тужурках железнодорожников, вьющийся над ними красный флаг.
Но прошла минута, и бастующие скрылись из виду.
«Скоро точно так же исчезнет в прошлом и все ваше движение, — подумал Олег. — Пропадет, сгинет из России без следа яд марксизма… дайте нам только власть и немного времени!».
И руки его сами сжались в кулаки.
Под хмурым небом осени. 5
1 октября 1938 г.
Нижний Новгород
Дверь совершенно бесшумно закрылась за спиной, и Олег окунулся в промозглый туман. Холод мгновенно проник под плащ, заставил поежиться, даже возникла мысль вернуться назад, в огромное унылое здание, украшенное вывеской «Нижегородское губернское жандармское управление».
Но нет, уж лучше замерзнуть насмерть.
Длинные мрачные коридоры, обставленные по-спартански кабинеты, рядовые «опричники», водящие туда-сюда людей со скованными руками, резкие окрики и команды, запахи сигарет, чая и крови, портреты Огневского и его соратников на стенах, изящные девушки, модно одетые, словно не замечающие того, что творится вокруг, с невероятной скоростью печатающие на пишущих машинках…
Олег по собственной воле
Толку, правда, от их «расквартировки» в одном из кабинетов третьего этажа, да и вообще от работы было пока мало.
Первый день целиком ушел на всякую ерунду, связанную с утренним нападением — сначала их допрашивали в гостинице, затем очень вежливо попросили проехать в ГЖУ, где пришлось общаться с его начальником, генералом Ерандаковым, пожилым интриганом, что прославился в Нижнем еще при старой империи с одной стороны как умелый спец и знаток сыскного дела, а с другой — как любитель карт, шулер и содержатель тайного игорного дома.
Но об этих давних грехах его сейчас если кто и помнил, так разве что Олег, а сам Василий Андреевич Ерандаков благодаря ловкости и беспринципности сумел уцелеть в революционных бурях шестнадцатого-семнадцатого годов, когда многим офицерам ОКЖ пришлось несладко, пережил Январскую республику, вовремя вступил в ПНР и НД, и как следствие испытал карьерный взлет при новом режиме.
Под конец бессодержательной беседы генерал предложил «дорогим гостям» охрану.
Кириченко отказался, Олег тоже — несколько жандармов, постоянно толкущихся рядом, будут скорее мешать, чем помогать, а полной безопасности в случае нового нападения они все равно не обеспечат.
Вчера провели день здесь, в конторе, разбираясь с документами и беседуя с людьми, причастными к растяпинскому заводу взрывчатых веществ, а сегодня Кириченко с самого утра уехал на сам завод. Олег отказался, ссылаясь на нездоровье, несколько часов просидел за отведенным для него столом, ловя косые взгляды «опричников», соседей по кабинету, и борясь с тошнотой, а потом решил, что с него хватит.
В конце-концов, он никому здесь не подчиняется!
Лучше гулять по городу, несмотря на мерзкую погоду, смотреть, как изменился Нижний за последнее время или сидеть в номере, лишь бы находиться подальше от населяющих здание ГЖУ «черных мундиров».
И вот теперь Олег стоял на крыльце управления, перед ним лежала улица Розина, бывшая Полевая, переименованная в честь главы Евразийского трудового фронта, слева угадывались очертания Новой площади, сквер в ее центре, и дальше в тумане пряталось здание старой тюрьмы.
На лобном месте, где еще при Николае Первом пороли провинившихся крестьян, торчал памятник — судя по развевающимся полам плаща и характерной позе со вскинутым кулаком, вождю и премьер-министру.
Выбравшись из-под нависающего на крыльцом козырька, Олег обнаружил, что идет дождь, не сильный, почти незаметный на фоне тумана, но очень неприятный. Мелькнула мысль, что можно вернуться, попросить у жандармов машину, чтобы доехать до гостиницы или взять такси… хотя в Нижнем, скорее всего, еще не вымерли извозчики.