Черное знамя
Шрифт:
Олег прикрыл глаза.
Да, прежде чем выпустить новых бойцов в окопы идеологической войны, не менее жестокой, чем обычная, хотя на ее полях не льется кровь, им нужно «промыть» мозги, очистить от всего, что мешает эффективному труду на благо Вечной Империи, в том числе от привычки говорить правду, от «устаревшей» морали и прочей требухи, и заполнить пустоту нужными знаниями и всякого рода клише, с помощью которых полагается доносить до населения разного рода информацию…
А иногда и не доносить.
— Чтобы вы не знали сомнений, и легко определяли,
Зашуршала бумага, и Олег поднял веки.
Да, точно, коротышка держал в руках информационный листок обычного журнального формата, выпускаемый раз в месяц под редакцией самого Паука, издание, предназначенное для профессионалов.
Раньше там не раз появлялись статьи за подписью «Олег Одинцов».
Сейчас заведующий сектором поведает волостным журналистам, что такое «информационная заслонка», чем «односторонний позитивный вентиль» отличается от «одностороннего негативного вентиля», когда применяют «открытый вентиль» и почему до «двустороннего открытого вентиля» они еще не доросли.
Наверняка сегодняшнее занятие будет не единственным, на следующее придет человек из сектора пропаганды или из губернского управления ПНР, какой-нибудь фанатичный евразиец. Через недельку бойцы идеологического фронта вернутся обратно в свои волости, но уже другими, они потеряют творческую индивидуальность, если ей когда-то обладали, и будут писать как все, как нужно, в соответствии с указаниями «Помощника пропагандиста».
И не только писать, а еще и думать.
— Извините, я пойду, — сказал Олег, поднимаясь. — Простите, если помешал.
— Ничего, — коротышка и его слушатели проводили странного визитера взглядами, на этот раз удивленными.
А он вышел в коридор, и затопал вниз по лестнице, мимо вахтера в серую хмарь, затопившую город. Дождь усилился, туман сгустился, Нижний словно залило серым киселем, безвкусным, с неприятным запахом.
Звуки исчезли, прохожие превратились в тени.
Олег зашагал вниз по бывшей Большой Покровской, что стала, если верить табличкам с адресами, улицей Чингисхана. Умерил шаг, хотя нога по-прежнему не беспокоила, и палку нес в руке — незачем гнать, изнурять себя, он же просто гуляет, и к обычной ходьбе, что кажется сейчас очень быстрой, нужно привыкать постепенно.
Напротив поворота к новому, недавно отстроенному стадиону «Победа» нагнал колонну детей.
Школьники первого или второго класса топали попарно, держась за руки, возглавляла их молодая учительница в кокетливом беретике. Но при этом они не болтали и не глазели по сторонам, а сосредоточенно глядели вперед, даже пытались маршировать и что-то декламировать в такт.
Олег сначала подумал, что стихи, но прислушался и уловил:
— Мой вождь! Я знаю тебя и люблю, как моих папу и маму! Я всегда буду слушаться тебя, как папу и маму! А когда я вырасту, то буду помогать тебе, как папе и маме! И ты будешь доволен мной!
— Очень хорошо, — сказала учительница,
— Вождь, мой вождь, ты ниспослан мне Богом! — заголосили дети. — Так защищай и оберегай меня, пока я жив! Тебя, спасшего Россию от неисчислимых бед, благодарю за хлеб насущный! Будь со мной всегда, и не покидай меня, вождь, мой вождь, ты моя вера и светоч!
Олега продрало морозцем — это были молитвы, детские, наивные, но обращенные вовсе не к христианскому богу, благому хозяину небес и земли, и даже не к Аллаху мусульман, а к премьер-министру Огневскому, лидеру ПНР, бывшему солдату и семинаристу!
— Простите, а что это вы читаете? — спросил он, поравнявшись с учительницей.
— Ну как же? — обладательница беретика, веснушчатая, с девчоночьими косичками, глянула на него опасливо. — Предписанные губернским отделом образования обязательные тексты, помогающие воспитать в детях патриотизм и правильное отношение к государству и власти. Последняя версия утверждена приказом от седьмого августа.
В нормальном разговоре так не отвечают, девушка наверняка приняла Олега за стукача, и спряталась за документом, как за щитом.
— А, понятно, простите, — сказал он, чувствуя, что от стыда начинают гореть щеки.
Пришлось зашагать быстрее, хотя сердце лупило как бешеное, и колено напоминало о себе легким похрустыванием.
Несмотря на новое название, улица почти не изменилась — те же дома, будка сапожника на углу, даже вывески у ресторанов похожие, даже вроде бы поновее, словно время тут сошло с ума, и пошло вспять. Только лица прохожих… да, среди людей, что населяли Нижний, у Олега, похоже, не осталось знакомых, а ведь когда-то он не мог пройти по Покровке, не столкнувшись с полудюжиной приятелей.
При виде кинотеатра «Палас», ничуть не изменившегося за эти двадцать с лишним лет, невольно вспомнил те годы, когда ходил сюда, сначала с друзьями, а потом и с девчонками, что казались тогда такими красивыми…
Где сейчас те друзья, куда сгинули девчонки?
Остался туман снаружи и такая же холодная серая мгла внутри, в душе.
Глыба драматического театра выступала из тумана подобно громадному желтому айсбергу, и Олег миновал ее, свернул туда, где на месте старого кладбища выстроили гостиницу «Казань». Недовольно сморщился, обнаружив, что у входа стоит черная машина, а рядом с ней курит невысокий «опричник» в черном плаще.
Эти еще что тут делают? Забирают очередного «клиента»?
— Статский советник Одинцов? — спросил дружинник, когда Олег подошел ближе.
— Ну… да. А что?
— Сотник Бульбаш! — «опричник» лихо приложил руку к фуражке, на лице его возникла озорная улыбка. — Прибыл за вами согласно телефонному приказу тысячника Кириченко! Предписано вам отправиться с нами на задержание подозреваемого в причастности к совершению преступления согласно известному вам делу!
Проклятье… почему нельзя говорить нормальным языком?