Черное знамя
Шрифт:
Да, ты можешь добиться многого на этом пути.
Но и теряешь немало.
— Так, пойдемте, — сказал сотник, закончив раздавать приказания подчиненным. — Предупредили, что могут быть проблемы, поэтому действуем максимально осторожно. Первоначально устраним опасность, а затем, понятное дело, обыск учиним, тут вы нам и поможете. Тысячник говорил, что там какие-то особые улики могут быть, и что только вы в состоянии их опознать.
Ну да, нечто относящееся к розенкрейцерам, к Ордену Света.
Куда простым «опричникам» разобраться в таких вещах, тут
— Пойдемте, — сказал Олег, даже радуясь, что у него будет какое-то дело, что он сможет отвлечься от неприятных мыслей.
Они свернули в узкий проход между двумя домами, старыми, с каменным низом и деревянным верхом. Открылся третий такой же, спрятанный в глубине двора, за кустами и развешенными на столбах бельевыми веревками.
Жандармы заходили к цели обходными путями, так, чтобы их не было видно из окон, крались, прижавшись к стене и пригнувшись, прямиком к единственному подъезду, по одному проскальзывали внутрь.
— Подождем тут, — сказал сотник. — Расстояние безопасное, даже если палить начнут. Можно покурить, если хочется… эх, люблю я это дело, чувствую в такие моменты, что мы настоящую пользу приносим.
Олег жестом отказался от предложенной сигареты, но Бульбаша это не смутило.
— Да, пользу, — повторил он, со смаком затянувшись. — Не зря на свете живем.
— Кому пользу-то, государству? — спросил Одинцов.
— Ну не, — сотник рассмеялся. — Государства на самом деле не существует, это только идея. Набор представлений, находящихся в наших головах, в реальности-то его нет, ведь, понятное дело, его само по себе никто не видел.
Аргумент выглядел странно, но и возразить сразу как-то не получалось…
— Что, не согласны? — Бульбаш, должно быть, заметил удивление на лице собеседника. — Конечно, есть вождь, министры всякие, Земский Собор, партия, но все это не государство, а некие его отражения, не самые совершенные, со своими интересами, ну, не самыми возвышенными.
«Везет мне в последнее время на философов» — подумал Олег, вспоминая чиновника из отдела личного состава «Наследия».
— Поэтому пользу можно принести только народу, тому, к которому принадлежишь… — сотник на мгновение отвлекся, поскольку из дома, куда вошли «опричники», донеслись треск и грохот, женский взвизг и одинокий выстрел. — Ага, дело пошло, сейчас посмотрим, что там… Нашему народу, единственному, что славянский по языку и расе, но при этом евразийский, туранский по духу.
Бульбаш, несмотря на фамилию, причислял себя к великороссам.
И начав говорить откровенно, совсем не канонически, он вспомнил, похоже, об осторожности и закончил цитатой из «Наследия Чингисхана», спрятался за ней, как давешняя учительница — за приказ министерства мировоззрения.
Да уж, в той фикции, воплощенной идее, что построена на обломках Российской империи и Январской республики, можно найти достаточное количество таких вот «раковин» на все случаи жизни, чтобы укрыться от кого угодно, от начальника и полицейского, от друга или родственника, жены или сына…
Олег пожалел, что
Шум в доме тем временем затих, и вскоре на крыльцо вышел жандарм в мундире десятника.
— Понятное дело, можно идти, — сказал сотник. — Держитесь за мной, хорошо?
В подъезде пахло сырым деревом, гнилью и подгоревшей кашей, из-под ног с шипением метнулась кошка. Охранявшие дверь квартиры на втором этаже «опричники» вытянулись при виде начальства, Бульбаш небрежно им кивнул.
В прихожей лицом к стене стояли женщина на четвертом десятке, облаченная в цветастый халат, и рядом с ней — мальчишка лет десяти.
— Кто такие? — спросил сотник. — И кто стрелял, кстати?
— Жена и сын, — отрапортовал десятник. — Курок спустил Пономарев, для испуга. Сопротивления оказано не было.
— Это хорошо, — проходя мимо мальчишки, Бульбаш похлопал его по плечу рукой в перчатке, отчего пацан гадливо дернулся. — Так, где там наш гражданин Павлов?
Хозяин квартиры сидел у круглого стола, руки его были скованы за спиной, рубаха разорвана, на лице запеклась кровь. А по комнатам деловито ходили жандармы, вытаскивали ящики из шкафов, вскрывали сундуки, простукивали стены, на полу росла гора разнообразных вещей.
— Ну что, сам во всем сознаешься или как? — спросил сотник.
Инженер молчал, лишь подрагивали крылья его длинного, породистого носа.
— Молчать вздумал, — Бульбаш покачал головой, и резко, почти без замаха ударил хозяина квартиры по лицу.
Хрустнуло, кровь брызнула на обои, Олег от неожиданности вздрогнул.
Человек, только что размышлявший о возвышенном, об идеях и абстракциях, пустил в ход кулаки, точно обычный громила! И это даже хорошо, напомнил, что он из Народной дружины, из мерзкой кодлы Хана, где могут попадаться умные и интересные люди… но невозможно встретить добрых и порядочных.
— Все равно ведь заговоришь, — сотник даже не повысил голоса, для него это был обычный рабочий момент. — Так, уведите этого молчуна, а вы, статский советник, посмотрите, что тут может быть особой уликой.
Олег никогда в жизни не думал, что будет участвовать в обыске, рыться в чужих вещах.
Дрожью в руках отдалось чувство гадливости, какое бывает, когда вляпаешься ботинком в собачье дерьмо, разве что чувство необычайно сильное, ведь на этот раз он вступил в дерьмо всей душой.
— Я посмотрю, — эти два слова выдавил через сжатые зубы.
Павлова увели, один из жандармов принялся снимать со стены фотографии, с хрустом выдирать их из рамок.
Олег присел на корточки около кучи вещей, задержал дыхание, словно оказался рядом с выгребной ямой, напряг память — что там было такого в делах, связанных с розенкрейцерами? Священные предметы, книги, что-то еще…
Первой ему попалась зеленая шелковая лента с черной каймой.
Для профана это вещь выглядит как обычный шарф, еще и не больно красивый. Посвященный же видит часть ритуального облачения, символ «астральной сознательности», хотя совершенно непонятно, что это за штука такая.