Черное знамя
Шрифт:
Эх, где сейчас Игнат Архипов с его древним «Кодаком Броуни»?
Хруст — то ли ломается дерево, столкнувшись с обтянутым резиной стальным прутом, то ли чья-то рука, крик переходит в вой, в рев, достойный стаи хищных зверей… линия из «опричников» прогибается, но держится, на помощь им выбегают те, что «наводили порядок» в здании.
Тараканов расстегивает кобуру, тянет из нее пистолет, лицо сотника спокойно.
Олег в этот момент даже позавидовал ему — самому, честно говоря, было немного страшновато. Если озверевшие черносотенцы возьмут
Хрипящая, брызгающая слюной и злобой стена надвинулась.
— Нажми, братцы! — взлетел над общей суматохой тонкий голос.
— Вперед, чтобы вас всех разэтак! — рявкнул Тараканов, и это «заклинание» оказалось сильнее предыдущего.
Дружинники сумели продвинуться, сначала на шаг, затем еще на один… завопил, прикладывая ладони к окровавленному лицу, здоровенный мужик с рыжей бородищей… другой отступил, попытался развернуться, но только помешал соратнику, тут же получившему «ластиком» по голове…
— Аааа! — заорали «опричники», нюхом хищников ощутившие, что ветер начинает дуть в другую сторону.
Мгновение хрупкого равновесия, и толпа ринулась прочь, роняя дубинки.
— Приходько, гоните их, прочие на месте! — тут же вмешался сотник.
Около двух дюжин дружинников, улюлюкая и размахивая «ластиками», ринулись вслед за черносотенцами. Открылось поле сражения, усеянное пятнами крови, выбитыми зубами, а также поверженными бойцами — кто-то был ранен, кто-то лишился сознания, некоторые, с разбитыми головами выглядели просто жутко.
— Так надо врачей вызвать, скорую помощь, — сказал Олег, подавляя тошноту и одновременно чувствуя немного постыдную гордость — все-таки они победили, враг с позором изгнан, несмотря на численное превосходство.
— А они уже приехали, — Тараканов небрежно махнул куда-то назад.
Одинцов оглянулся.
В самом начале переулка, приткнувшись к тротуару, стоял белый автомобиль с красным крестом на борту. Еще дальше виднелись две полицейские машины, люди в серой форме курили, стоя тесной группой, но приближаться никто из них не спешил.
— Так, Махоркин, обеспечь тут порядок, — велел сотник, обращаясь к одному из десятников. — А мы двинем, посмотрим, что там внутри интересного.
Олег поежился, но за Таракановым пошел — он должен увидеть все, это его долг.
В вестибюле под ногами захрустели осколки разбитого зеркала, бросился в глаза висящий на стене большой портрет Николая Второго, изображенного по пояс, в мундире Преображенского полка, шефом которого был этот государь.
— Прямо икона, только свечей нет, — сказал сотник, презрительно сплевывая.
Ну а в коридоре, куда они попали дальше, их встретил, если можно так выразиться, целый иконостас — Александр Третий, похожий на медведя в мундире, его супруга, многочисленные великие князья, начиная чуть ли не с Константина Павловича, бывшего наместником в Царстве Польском
Надменные физиономии с холеными усами и бородками, погоны, ордена, парадные сабли…
Не было тут только Николая Николаевича, ставшего последним императором из рода Романовых, и Александры Федоровны, урожденной Алисы Гессенской, германской принцессы из дармштадского рода.
Похоже, этих двоих в Союзе Русского Народа считали предателями.
— Что у нас тут? — спросил Тараканов у «опричника», стоявшего навытяжку у одной из дверей.
— Караульное помещение, — доложил тот. — Дальше что-то вроде канцелярии, затем…
Из-за следующей двери донесся возмущенный женский писк и вскрик «Убери руки!», затем все заглушил зычный гогот.
— Развлекаются, — сотник произнес это почти нежно, но затем тон его стал жестким. — Сейчас не время!
Дверь он распахнул ногой, та со стуком ударилась о стену.
Открылось просторное помещение — несколько столов опрокинуто, всюду валяются листы бумаги, на полу чернильное пятно, и двое «опричников» наступают на зажатых в углу барышень конторского вида.
— А ну отставить, — Тараканов не повысил голоса, но вышло у него достаточно грозно. — Медведев, это, что ли, наши враги, а?
— Э… никак нет. Виноваты, — отозвался тот из «опричников», что покрупнее, но плутоватое выражение на его физиономии красноречиво сообщало, что в своем поведении этот парняга не раскаивается.
— Тогда девушек из здания проводить с извинениями, — сотник изобразил светскую улыбку. — И заняться делом!
— Так точно!
В очередном помещении обнаружился архив — толстые папки на стеллажах, пачки газет, запах книжной пыли, решетки на окнах. Тут дружинники то ли не успели порезвиться, то ли не нашли это место достаточно интересным для приложения молодецкой удали, но все осталось нетронутым.
Тараканов оглядел архив безо всякого выражения, зато в следующей комнате, оказавшейся кабинетом, оживился.
— О, сейф! — воскликнул он, радостно потирая руки. — Тащи сюда этого, толстого!
Приказ относился к сопровождавшему их «опричнику», и тот, отдав честь, исчез в коридоре.
Вскоре оттуда вновь донеслись шаги, на этот раз уже нескольких человек, и в комнату впихнули осанистого предводителя московского СРН.
— Но как вы можете?! — воскликнул он, судорожными глотками ловя удравшее дыхание. — Мы же патриоты, как и вы!
— Запомни раз и навсегда, отожравшаяся на народной крови гнида, — сотник подошел вплотную, и при каждом слове тыкал предводителя черносотенцев длинным пальцем в грудь. — Мы не против, что цари, императоры и всякие прочие аристократические выблядки правили страной в прошлом, но вот в будущем им места нет. Провозглашая своим лозунгом национальную русскую культуру, евразийство идейно отталкивается от всего послепетровского, санкт-петербургского периода русской истории!