Черное знамя
Шрифт:
— На задержание? Но зачем? — спросил Олег.
Насчет «известного дела» понятно, они прибыли сюда для расследования серии взрывов, ну а к тем присоединилось позавчерашнее нападение на вокзале… Но кто этот самый «подозреваемый», откуда он взялся, почему такая срочность, и зачем на этом мероприятии должен присутствовать некий статский советник?
Толку от него на чисто полицейском мероприятии не будет никакого.
— Не могу знать, — почтительно отрапортовал сотник, — но приказ не оставляет сомнений. Все готово, ждем только вас, понятное дело.
Ну
Поиздеваться, все сделать, чтобы он почувствовал себя бесполезным придатком к прекрасно работающей машине, готовым воспалиться аппендиксом здорового организма. А заодно оказался бы причастен к грязным делишкам, измарался в чужой боли и крови, не смог сохранить чистых рук и спокойной совести.
Отказаться? Сослаться на то, что нездоров?
Похоже, не выйдет, больно уж решительно смотрит этот Бульбаш, приказ выполнит. Прикатили ведь сюда, к гостинице, надо же, а ведь наверняка для начала искали его в ГЖУ, пытались выяснить, куда делся статский советник?
И если бы он вздумал гулять подольше, то проторчали бы тут до самой ночи.
— Хорошо, — сказал Олег. — Только я хочу знать, кого и почему будете… задерживать.
— Я вам все расскажу, — сотник открыл заднюю дверцу машины. — Прошу, залезайте.
Под задницей оказалось мягкое сиденье, из-под колес полетела вода, зашуровали дворники, размазывая по лобовому стеклу туман. «Казань» осталась позади, как и драмтеатр, и автомобиль понесся в ту сторону, откуда сам Олег недавно пришел.
— Куда мы едем? — спросил он.
— Тут недалеко, — отозвался расположившийся впереди, рядом с водителем сотник. — Получена информация, что инженер-химик Павлов Александр Иванович, девятисотого года рождения, проживающий по адресу — улица Евразийской Армии, дом шестьдесят шесть, причастен к систематическому хищению взрывчатых веществ с растяпинского завода.
— А… понятно.
Похоже, что Кириченко и местным жандармам удалось выяснить, кто добыл динамит, использованный розенкрейцерами для снаряжения бомб, взорванных в Москве, Нижнем и столице.
— А что за улица Евразийской Армии? — спросил Олег. — Я местный, но давно на родине не был.
— Понятное дело, — сотник рассмеялся. — Город при нынешней власти совсем переменился. Новые заводы вроде автомобильного, и новые кварталы, заселенные выходцами из деревень — это внизу, за рекой. А улица эта — бывшая Ильинская, ну а в тех местах как раз почти все осталось как при Романовых.
Едва выехав на Новую площадь, они свернули с нее вправо, в сторону реки.
Еще один поворот, и открылась Ильинка, поменявшая имя, но оставшаяся точно такой же, какой Олег ее запомнил, и это совпадение с сохранившейся в памяти картинкой поразило его сильнее, чем все перемены, уничтожение знакомого и появление нового, непривычного, странного…
Если двинуться дальше вон тем переулком, или вон тем, пройдешь мимо одной из древних церквей или старых
До этого момента Олег как-то слабо чувствовал, что вернулся в город, где родился и прожил до восемнадцати лет, может быть просто из-за того, что не было времени и сил остановиться, задуматься. Теперь же впечатления накопились, и чувство узнавания налетело, ударило, будто сошедший с рельсов локомотив, и оказалось примерно таким же приятным, как и железнодорожная катастрофа.
От боли его едва не согнуло, он услышал голос матери, умершей рано, ему только исполнилось восемь… ощутил запах лавки, где торговали бакалеей — подсолнечное масло, лежалая крупа, чай в картонных коробках…
— С вами все в порядке? — голос сотника донесся словно из соседней комнаты.
— Конечно, — ответил Олег, усилием воли выныривая из прошлого, возвращая себя из того Нижнего, что сохранился лишь в его воспоминаниях, да в воспоминаниях других людей, в реальный, настоящий, закутанный в туман, мокнущий под дождем, осененный черным знаменем новой империи.
— А то мы уже почти приехали.
Водитель сдал к обочине, остановил автомобиль рядом с большим армейским грузовиком. Бульбаш выскочил наружу, принялся командовать, из кузова полезли рядовые жандармы, вооруженные пистолетами, побежали в разные стороны, напоминая огромных черных муравьев.
Олег медленно выбрался из машины.
Почему за эти дни его ни разу не потянуло на Бугровское кладбище, где под простыми деревянными крестами спят родители? Наверняка эти кресты уже сгнили и упали, и давно пора заменить их новыми, а еще лучше — памятником из солидного и надежного камня, способного противостоять времени.
Отчего не возникло желания зайти в тенистый двор на Большой Печерской, где вполне еще может жить тетя Соня, троюродная сестра отца — в пятнадцатом, когда Олег уехал из Нижнего, ей было чуть больше тридцати, сейчас если жива, она еще вовсе не старуха, и будет рада видеть непутевого родственника…
По какой причине он даже не подумал разыскать кого-то из друзей детства или коллег по «Козьме Минину»?
Может быть потому, что когда-то давно он решил, что это простое, личное прошлое не имеет значения? Поставил на первое место светлое будущее, которое обязательно наступит, если посвятить ему все силы и время, принести в жертву свое настоящее, «продать душу» в обмен на успех и мирские блага?
И не нужен для этого никакой дьявол, подпись кровью под контрактом…
Достаточно просто уверовать в идею, возвышенную и прекрасную, посвятить себя восстановлению великой страны, возвращению утраченного величия, осознанно превратиться в деталь исполинского механизма, призванного трансформировать целый мир, сделать его куда лучше!