Черное знамя
Шрифт:
Анне достался томный взгляд, Олегу небрежное рукопожатие, и они вновь остались вдвоем.
— Ладно, пошли, — сказал он. — А то будем последними в очереди…
К счастью, его прогноз не оправдался — буфет, расположенный в торце вестибюля, что подковой охватывал главный зал, оказался заполнен примерно наполовину, а у стойки находилось человек пять.
Олег проводил жену к свободному столику, а сам отправился делать заказ.
Стоявший перед ним высокий, очень широкоплечий мужчина повернулся, стал виден волевой профиль… очень хорошо знакомый Одинцову по тем временам,
— Виктор! Торопец! — воскликнул он, на мгновение забыв, где находится. — Ты?
Широкоплечий повернулся, блеснули его белые зубы:
— Ха! Вот это встреча! Вот уж не думал, что столкнемся на таком вот… променаде. Отлично! Будет с кем выпить!
Торопец вступил в ПНР в двадцатом, еще до того, как было создано отделение в Петрограде, благодаря уму и настойчивости добрался до места главы партийного сектора экономики, недавно освобожденного Гриневецким, до чина коллежского советника и какого-то высокого поста в министерстве торговли и промышленности.
Олег смущенно улыбнулся:
— Я с женой.
— Ну и что? — Торопца это ничуть не смутило. — Ей тоже нальем, мне не жалко… Милейший, что у вас там есть из коньяков?
Как раз подошла их очередь.
Через пять минут Олег оказался за одним столом с Анной и давним приятелем, товарищем по партии.
— За встречу! — объявил Виктор, поднимая рюмку с армянским коньяком. — Эх, хорошо!
Спорить с ним стал бы только безумец.
Анна, конечно, изобразила улыбку, когда муж вернулся от стойки не один, но видно было, что она не очень довольна.
— Что ждет страну в ближайшее время? — спросил Олег, когда они слегка подзакусили. — Кому, как не экономистам, это знать?
— Ну нет, — Торопец засмеялся, огромный, могучий, немного похожий на великана из сказки. — Судьбы страны сейчас решают даже не генералы и дипломаты, а наш обожаемый вождь и его советники. А они дружно ведут нас к войне… и это очень хорошо, должен я тебе сказать.
— Почему? — осведомилась Анна.
— Как? — Виктор посмотрел на нее с удивлением. — Это же такой стимул для экономики! Новые кредиты от наших союзников, из Америки и Франции, новые заводы и рабочие места, промышленный рост и рост потребления… если всего этого не случится, то мы так и останемся в той заднице, где сидим до сих пор вместе со всем миром.
— И тысячи убитых, похоронки и плач.
— Женский взгляд, — Торопец небрежно отмахнулся. — Надо мыслить глобально, понимаете? Люди и так погибают, а тут они хотя бы умрут с радостью в сердце, с пользой для народа… — говорил он убежденно, глаза его уверенно блестели.
— Не народу, а государству, — возразила Анна.
Олег положительно не узнавал собственную жену — чтобы она так вот ожесточенно спорила с малознакомым человеком, да еще и по такому не особенно животрепещущему поводу?
Нет, сегодняшний выход в свет выбил ее из колеи… эх, достанется ему дома.
— Государство? — Торопец презрительно скривился. — Как бы оно ни называлось, олигархией, монархией, демократией, даже идеократией или эйдократией, оно в любом случае не более чем ошейник на шее и прикрепленный
Звучало все это ересью, но Виктор никогда не боялся думать не так, как остальные.
Они налили еще по стопочке и графинчик с коньяком опустел.
— Еще заказать, что ли? — спросил Торопец.
— Нет, хватит, — остановил его Олег. — Еще ведь не один день праздновать…
Да, на завтра запланирован большой военный парад с показом новой боевой техники, послезавтра — костюмированное представление в казанском кремле, на вторник — торжественный прием в министерстве, и везде надо быть, и если начать активно злоупотреблять сегодня, то до окончания съезда можно не дожить.
— Мы пойдем, — продолжил он, поднимаясь. — Надеюсь, что еще увидимся, Виктор.
— Несомненно, — Торопец кивнул. — Идите, я еще посижу.
Они прошагали через опустевший вестибюль, и выбрались наружу.
За время, потраченное на торжественное открытие, солнце успело зайти, и вечер уступил место по-летнему теплой ночи.
— Неприятный тип, — сказала Анна. — Не то, что тот, голубоглазый… Что у нас еще?
— Проклятье, — непонятно почему, но то, что жена запомнила Лисицына, Олегу не очень понравилось. — Световое представление на Волге, и для того, чтобы занять место, у нас осталось пятнадцать минут.
Они успели тютелька в тютельку — дошли до вытянувшейся вдоль берега террасы, еще раз предъявили приглашения безукоризненно вежливым «опричникам», спустились на средний уровень, где очутились в задних рядах оживленной толпы.
И началось…
Погасло освещение вокруг Дворца Евразии, померкли его окна, выключилась подсветка крыши, он сам исчез из виду, музыка грянула на том берегу, а через мгновение забушевала и на этом.
Сотни, может быть, тысячи выстроенных в круг мощных прожекторов выплеснули струи света вверх, образуя настоящие колонны из белоснежного льда. Полыхнуло их отражении в темной, неподвижной воде великой реки, возникло ощущение, что зрители парят в центре колоссального храме с темной крышей и зеркальным полом…
У Олега закружилась голова, Анна вцепилась ему в локоть.
Со всех сторон понеслись восхищенные, изумленные возгласы.
А столбы света задвигались, исполняя завораживающий, полный грации танец. Сместились, и вместо храма над ними вырос шатер вроде тех, которыми пользовались монголы, подданные Чингисхана, основатели первой евразийской империи, что простиралась от Карпат до Гималаев…
Колыхнулись еще раз, и десятки громадных сверкающих мечей вспороли мрак.
Олег чувствовал, что Анна дрожит от восторга, сам был готов открыть рот, словно впервые попавший в цирк провинциал — да, он читал сценарий, в общих чертах представлял, что будет происходить, какие ресурсы затрачены на то, чтобы привезти и разместить нужным образом, частью на кораблях, столько мощных источников света, сколько было репетиций и трудностей.