Чернокнижник
Шрифт:
Но она не стала думать о том, что же могло там происходить на самом деле. Гораздо больше ее поражало то ощущение мира, которое владело ею в данный момент, которое позволило взглянуть на мир с какой-то иной стороны, с точки, более подходящей для Уилара, чем для нее самой. Новое ощущение мира и мысли, которые вытекали из него, были настолько необычными, что в какой-то момент она даже усомнилась: ее ли это мысли? Она ли так думает или кто-то другой? Но если то, чем она является сейчас, на самом деле — не она, то кто же она на самом деле?..
Эти странные, полубезумные загадки возможны только во сне — и, подумав так, она поняла, что спит. Уже всплывая на поверхность, она ухватила и запомнила частицу какого-то более важного и значимого видения, которое необъяснимым образом было связано с предыдущим. Она стояла в дверном проеме,
Но то мгновение, пока длилось видение, важна была не Марта Весфельж и бесившиеся вместе с ней твари, не зловещая черная фигура за ее спиной, которая могла принадлежать и Уилару, и Похитителю Имен.
Гораздо важнее было то, что она стоит на пороге второй двери, распахнутой настежь.
Она проснулась в темноте. Сознание было необычайно ясным — кристально ясным. Она отчетливо помнила все, что видела этой ночью. Сна не было ни в одном глазу. Эльга тихо оделась и выскользнула из дома. Рассвет еще не наступил, землей и небом владели сизые предрассветные сумерки. Снег хрустел под ногами. Окружающий мир — в отличие от сознания Эльги — был зыбким, неясным. Она села на лавочку, сунула руки в рукава, чтоб не мерзли, — и задумалась. Если то, что ей пригрезилось, нечто большее, чем просто сон, то возникало несколько очень важных вопросов. Всего лишь два дня тому назад Марта называла глупцами и безумцами, не ценящими собственных душ, тех, кто заигрывает с тьмою, тех, кто гуляет по острому мосту между Этим миром и Тем. Мост и бушующее пламя были за дверью, когда Эльга заглянула в замочную скважину, — судя по всему, именно тот мост, о котором упоминала Марта. Но когда дверь открылась, картина стала совсем иной. Марта отговаривала ее, предупреждала, пугала — но когда открылась дверь, ведьма уже была с той стороны. Еще полгода тому назад Эльга связала бы все увиденное в простую цепочку, идеально укладывающуюся в систему джорданитского мировоззрения: во-первых, Марта уже продала свою душу дьяволу, во-вторых, демоны и бесы, наслаждаясь своей властью, издевались над ней, в-третьих, Марта пожалела Эльгу и пыталась как могла отвратить ее от этого пути (возможно, именно поэтому демоны решили наказать ведьму). Все связывалось в безупречную логическую цепочку… связывалось бы в такую цепочку еще полгода тому назад. Но теперь она сомневалась. Она думала о том, что все происходящее и видимое ею вовсе не так просто, как кажется. Слишком легко принять то, что видишь, за то, что рассчитываешь увидеть. Уилар основательно подорвал в ее душе веру в упорядоченность окружающего мира.
Она задумалась так крепко, что не сразу заметила, что уже не одна. Сколько времени он (или оно?) сидел (сидело?) на другом конце лавочки? Возможно, он находился тут всю прошедшую ночь и не он подсел к Эльге, а она к нему. Она бы не смогла точно описать его внешность, как не смогла бы точно определить тот момент, когда она узнала о существовании своего соседа. Ощущение, что она тут не одна, накапливалось в ней постепенно и проникало в бодрствующее сознание незаметно, впитывалось, будто вода в песок. Сначала ощущение присутствия, потом — смутный образ чего-то большого, темного и косматого. Сделанное открытие ее не испугало — состояние сознания, в котором она сейчас находилась, не располагало к тем глупостям, которым она предавалась всю свою жизнь. Она не поворачивалась, не пыталась в упор разглядеть своего соседа — она знала, что сейчас работают какие-то другие правила, не те, к которым она привыкла. И лучше всего было просто принимать реальность такой, какая она есть. С каждой секундой образ существа, занимавшего соседнее место, становился все более ясным. Существо сидело тихо, можно даже сказать — осторожно. От него не исходило ощущение опасности, напротив что-то вроде несмелого любопытства, готового, в случае встречного благожелательного отношения, перерасти в дружелюбие. В какой-то момент Эльге показалось, что рядом с ней сидит оживший игрушечный медведь (и выросший при этом до десяти футов) или даже настоящий медведь, вернее, не медведь — медвежонок, только разумный и почему-то очень большой. Как только сложился этот образ, она — что неудивительно для женщины вообще и для молодой девушки в частности — немедленно почувствовала прилив самой неподдельной симпатии к этому существу. Ободренный «медвежонок» немедленно отозвался волной ответного дружелюбия. В результате некоторое время они просто сидели рядом на лавке и молча симпатизировали друг другу.
Эльга не пыталась заговорить с ним — откуда-то она знала, что разговора не будет и обращение, пусть даже и мысленное, разорвет установившийся контакт. Не потому, что речь могла напугать «медвежонка», а потому, что в его мире вовсе не было слов. Впрочем, слова и не особенно-то были нужны: их общее молчание связывало гораздо сильнее, было глубоким, полным доверия и взаимопонимания. Возможно, так было потому, что им, по сути, ничего друг от друга не было нужно.
Эльга не слышала, как открылась дверь в дом.
Услышала только шаги Марты — и резкий окрик:
— А ну-ка! Пшел! Давай-давай! Двигай отсюда!
Дружелюбное существо как-то разом погрустнело, потускнело, расстроилось, и, явно опасаясь ведьмы, поспешило ретироваться. Еще секунду оно было смутным подобием обезьяньей или медвежьей фигуры — и вот уже расплылось тенью, стало сгущением воздуха, едва заметным облаком пара — и поплыло прочь. Марта уселась на освободившееся место, натянула рукавички и с удовольствием вытянула ноги. Сегодня с утра ей было лет тридцать — тридцать пять, и она была вовсе не толстой.
— Зачем вы его прогнали? — с тихой грустью спросила Эльга. — Оно же было хорошее… Оно людей боится. А вы!..
— Нечего! — сварливо возразила Марта. — Нечего по моему двору всякой нечисти шататься!
— Но оно же не злое…
— Ну и что с того?! — не отступала ведьма. — А пусть даже и очень себе хорошее, мне-то что с того? У меня что, проходной двор, что ли?! Нет уж! Врешь!.. Эх, девчоночка… — Марта вздохнула. — Пожила б ты с мое, не так бы запела!.. Вишь, черепа висят? — Она показала в сторону ближайшей жерди. — А для чего, как думаешь?.. Для красоты, что ли?.. Врешь! Для того, чтобы отгонять всяких… И как оно только пробралось, а?..
— Но оно же не хотело ничего плохого!..
— Ну а мне-то что — хотело, не хотело?! — Марта всплеснула руками. — Хоть доброе, хоть злое, а все одно — нечего без спросу по моему двору шататься!
Помолчали. Эльге было грустно и обидно за несправедливо прогнанное существо. И возможно, поэтому она задала вопрос, который иначе не задала бы вовсе или, по крайней мере, другим тоном:
— А меня вы почему прогнали?
Марта молчала так долго, что Эльга перестала надеяться на ответ. Из этого молчания можно было сделать какие угодно выводы. Марта не хотела отвечать… или просто не понимала, о чем идет речь? Значит, то, что видела Эльга — только сон и ничего больше? Фантазия, имеющая значение только для нее самой?
— Я видела сон… — начала было девушка.
— Это был не сон, — перебила ее ведьма.
Снова надолго установилась тишина. Эльга вертела слова ведьмы и так и этак, словно незнакомую вещь или непонятную головоломку, про которую не знаешь толком, где у нее верх, а где низ и как ее положить.
— Так почему вы?..
— Рано свернешь — не той дорогой поедешь.
— О чем вы?..
— Я вот что тебе скажу. — Марта поджала губы и постарела на пять лет. — Только одно скажу и больше ничего говорить не буду. Поймешь ты или нет, не знаю, но только вот или ты свои глупости убьешь, или они тебя. Вот и весь мой сказ.
— Подождите… Вы хотите сказать, что… — Эльга чувствовала, что вот-вот поймет что-то важное, но что это, как выразить это словами — она не знала: не было подходящих слов. — Вы хотите сказать — я могу ненарочно сделать что-то реальным?.. ну почти реальным… если я испугаюсь, я… попаду в ад?.. или создам ад для себя?.. И тогда я буду видеть не… — Она быстро кивнула в ту сторону, куда улетело облачко. — Не таких, а каких-то других, злых существ?.. Если я из-за страха оступлюсь на остром мосту, я попаду туда, куда боюсь?..