Чернокнижник
Шрифт:
– Какой он свидетель? Ты же сам сказал, что он убийца.
– То, что я говорю, к делу не пришьёшь. Самое главное, что скажет следователь.
– Ты думаешь, до следователя дойдёт?
– А как ты думала? Обнаружат труп и возбудят дело по факту убийства.
Наташа с испугом посмотрела на любовника.
– Обыщут тело, а там мы с тобой в полной красе.
– Наша краса не является уголовно наказуемым преступлением. Любовников и любовниц имеет большинство людей.
– Так уж и большинство?
Николай задумался, как будто подсчитывая что-то.
– Я бы даже сказал, все. По
– Мы опять отвлеклись от темы, – прервала Семёнова Наташа.
– Да, плёнка это плохо, конечно, – продолжал Николай, – таскать будут, но это и всё, а вот труба…
– А что труба?
– Предположим, он вернулся и забрал свой нож…
– А если он и кассеты забрал? – испугалась Наташа.
– Тогда он будет мстить и мне и тебе, – твёрдо заявил Николай.
– Господи, у меня же двое детей!
– При чём тут дети? Ему срок за убийство ломится.
– Он способен всё на тебя перевалить, – подтвердила Наташа. – Это такая сволочь!
Женщина вдруг задрожала всем телом и прижалась к любовнику.
– Коля, милый, спаси! Он же убьёт меня, а тебя посадит.
– Я понимаю это, – согласился Николай.
Шурик и Юрик реже стали заходить к Сапожникову. Они написали письмо Ворошилову и приложили к нему снимки, как тот наносит удар ножом. Снимки сделаны были так, что второй участник событий не был виден, а если и появлялся на снимке, то только спиной.
«Значит, всё было подстроено им, – думал Ворошилов, прочитав письмо. – Если так, то шантаж – его рук дело. Бомжа он нанял, а я как дурак попался в силки». Вячеслав нервно ходил по комнате. «Значит, плёнка действительно существует, – продолжал мозг анализировать ситуацию. – А теперь у него есть и доказательство против меня. И не просто обвинение в измене, этой невинной шалости, а в убийстве!»
Ворошилов упал на кровать и закрыл голову руками. Но это не помогало. То, что приводило Вячеслава в ужас, то, что доводило до безумия, сидело там, внутри головы. Он встал с кровати и снова стал ходить по комнате. Но вот он остановился и замер.
– Раз уж я пошёл этой дорогой, – сказал он сам себе, – надо идти до конца.
Ворошилов снова упал на кровать и закрыл голову руками. На этот раз кошмар не мучил его. Мозг принял решение и успокоился.
Когда Наташа вернулась из-за города, то обнаружила своего мужа спящим на кровати в одежде и ботинках. Она растолкала супруга и недовольно сказала:
– Ты дом скоро в свинарник превратишь. Смотри, что ты с покрывалом сделал!
Муж открыл глаза и с ужасом посмотрел на жену.
– Господи, какое, к чёрту, покрывало?! Как ты вообще можешь говорить о каких-то покрывалах, когда кругом такое творится?
– Что творится? – не поняла жена.
Она вдруг так подозрительно посмотрела на мужа, что ему показалось, будто супруга всё знает или, по крайней мере, догадывается.
– Значит, и ты туда же! – воскликнул муж.
– Куда туда?
– А вот туда!
Наташе вдруг сделалось не на шутку страшно.
«Он догадался, что я всё знаю!» – промелькнуло у неё в голове. Испуганная женщина выбежала из комнаты и спряталась в спальне. Ворошилов, обратив внимание на то, что жена
– Не хватало, чтобы она догадалась о чём-то! – начал он разговаривать сам с собой.
Вячеслав посмотрел в зеркало и увидел себя таким, каким он никогда себя не видел. Его лицо было абсолютно белого цвета, на котором ярко выделялись красные пятна. Нижняя губа тряслась, а со лба стекал пот. Такой пот обычно стекает в русской бане после того, как неуёмные мужички столько нагонят пара, что на расстояние полуметра уже ничего не видно. То ли оттого, что состояние Ворошилова достигло своего апогея, то ли потому, что волнение жены каким-то образом передалось мужу, Вячеслав почти бегом выбежал из квартиры. Он целенаправленно шёл к дому Семёнова. Вячеслав чётко знал, что надо делать и знал, как он это сделает. «Главное, не опоздать, – думал он, – главное, нанести удар раньше него». Вдруг Ворошилов остановился. «А зачем мне наносить удар именно сейчас? – подумал Слава. – Ели он хочет получить от меня денег, то в милицию не пойдёт. Зачем? Ведь, если он обратится в милицию, значит, денег он не получит».
Мертвецки белая кожа на лице Ворошилова стала постепенно приобретать обыкновенный телесный цвет, красные пятна пропали, а пот высох. Молодой человек огляделся, нашёл глазами пустую скамейку, стоящую особняком от бульварной дорожки, сел на неё и с облегчением вздохнул.
– А ведь я сейчас чуть дров не наломал! Нет, надо придумать всё так, чтобы подозрения пали не на меня. А на кого?
Слава задумался, лицо его стало серьёзным. Но вот оно прояснилось.
– На неё. Конечно, на неё. Допустим, она стала изменять мне с Семёновым, тогда она, чтобы замести следы и не разрушить семьи, убирает любовника. Разве это не мотив? Если принять во внимание, что у неё двое детей и что после развода она останется с ними одна – ещё какой мотив! Остаётся обзавестись доказательствами, и тогда дело в шляпе. Тут тоже всё просто: необходимо на орудии преступления оставить её отпечатки пальцев.
Ворошилов поднялся со скамейки, вышел на бульвар и, дойдя до магазина, скрылся в его дверях. Через несколько минут он вышел с бутылкой коньяка. Потом он почему-то вернулся домой, но через пару минут появился снова. Маршрут Вячеслава не изменился, он шёл к Николаю Семёнову, но теперь совершенно с другой целью.
Доктор встретил Геннадия Малышева, как своего старинного знакомого.
– А я так и думал, что мы ещё встретимся! – сказал он. – Отпить чайку не приглашаю, потому что наперёд знаю, что побрезгуете.
– А если не побрезгуем? – улыбнулся Гена.
Корреспондент с подозрением посмотрел на милиционера. «Неужели он и вправду будет с ним чай пить?» – подумал он.
– А если не побрезгуете, то сделаете правильно. Я ведь доктор, а следовательно, гигиену гарантирую.
Видимо, по лицу корреспондента было видно, что только от одного этого предложения ему становится плохо.
– И товарищ не побрезгует? – хитро спросил доктор Геннадия, кивая головой в сторону корреспондента.
– Товарищ? Какой товарищ? – забеспокоился корреспондент, поняв, что речь идёт о нём. – Я не товарищ, я корреспондент криминальной хроники.