Чернокнижник
Шрифт:
Благодаря такому обороту дел в России Фрицу удалось быстро отбиться от австрияков и французов. Ну и кого же он должен был благодарить за это кроме собственной прозорливости и удачи?
Пруссия была спасена! После этого главная роль нового российского государя была отыграна. Ибо перспектива русско-прусского союза не обрадовала англичан, которые видели, что у Фридриха нет интересов к Британии, кроме денежных. А у Петра нет интереса к Лондону.
Глава 46. Новый переворот
Новый российский император выразил желание немедленно прикрыть Российскую академию,
Лодья, отойдя после болезни, увидал, что люди, коих интересовали его советы, по-видимому, ушли, а оставшиеся, наподобие Ивана Шувалова, как могут, приспособляются к новому правителю, и стал вести уединенный образ жизни в своем новом доме. По словам Гавриила Степановича, его давно занимал Русский Север. И теперь, став затворником, он много работал над изучением причин северного сияния и над программой экспедиций для освоения Северного морского пути в Азию, которые его чрезвычайно интересовали. Его уединение лишь изредка нарушал один из новых молодых его знакомцев, любопытствующий невежда, семеновский капитан Григорий Орлов, сын покойного новгородского губернатора, герой несчастной Цорндорфской битвы, где он был ранен. Как артиллериста-практика, двадцатисемилетнего Орлова занимали физические и химические опыты.
Вскоре он поинтересовался и теми опытами, которые Лодья проводил в юности, но тот откровенно ответил, что пережитые годы убедили его, что металл — золото или хорошая сталь — всегда эффективнее полуметалла, каковой есть, например, мышьяк. И заметил, что благодаря особенностям кончины покойной государыни начало правления Петра III выглядит не очень хорошо.
Орлов спросил ученого, кто же такой нынешний государь, который хоронит все, чему российская армия была преданна последние пять лет? Лодья ответил, что у пруссаков есть сказка о Циннобере, карлике, у которого в голове находился органчик, произносящий то же, что говорит его хозяин, прячущийся за ширмой. Или где-то вдалеке. Остановить карлика можно, сломав органчик. Например, воткнув вилку в механизм.
— Такая подойдет? — спросил Орлов, беря со стола большую острую стальную вилку.
— Вполне, — отвечал Лодья, делая вид, что не замечает, как гвардеец кладет вилку в карман.
Вскорости гвардейский капитан был назначен казначеем Канцелярии главной артиллерии и фортификации, таким образом, совет Лодьи не пропал втуне. Под рукой были оба судьбоносных металла. Помогла Григорию в этом назначении жена нового императора, Екатерина, любовником которой он был. Сам царь Петр III давно выбрал себе в пассии племянницу канцлера Воронцова, Елизавету, которую его обозленная супруга звала за глаза «коровой». Впрочем, положение было серьезнее — жене императора грозил развод.
Но пятеро братьев Орловых, популярных в гвардии, были неплохой поддержкой Екатерине, другой же ее опорой являлся британский посланник Вильямс, в той же мере, хотя и не столь интимно, как некогда французский посол Шетарди — для Елизаветы.
Однажды вместе с Орловым
— По-моему, лет двадцать тому назад мы уже встречались на одной вечеринке. На одной горе… Чем обязан, господин Сен-Жермен? — спросил Гавриил вновь пришедшего, приглашая гостей присесть.
— Вот как, вы друг друга знаете? А мне господин граф Сен-Жермен выразил настойчивое желание с вами познакомиться, — заметил Григорий.
— Графу что-то от меня нужно, не так ли? — ответил Лодья.
Он был осведомлен, что граф еще в 1760 году являлся посредником в секретных переговорах о мире между французским маршалом Бель-Илем и англичанами. Однако министру короля Людовика XV, герцогу Этьену Шуазелю, удалось сорвать эти переговоры и в течение года выторговать у англичан более выгодные условия, и лишь тогда был заключен сепаратный мир. Лодья не забыл слов хозяина Брокена о том, что Сен-Жермен заботится об английских интересах.
— Во-первых, я хочу вам лично выразить восхищение Кунерсдорфом! Безупречная тактика Фридриха, идеальное воспроизведение удара ландскнехтов Йорга фон Фрундсберга под Павией, где, потеряв всего пятьсот человек, они перебили десять тысяч ненавистных швейцарцев и взяли в плен французского короля! Я, как свидетель той победы, говорю вам, что здесь, по всем законам тактики, русская армия должна была уступить. Высоты были бы взяты концентрическим штурмом одна за одной, по закону катящейся массы. Конечно, всегда имеет место случай — шведский король Карл Густав под Лютценом уже победил Валленштейна, и тут какой-то рейтар застрелил его из пистолета! Да еще поинтересовался у умиравшего — кого это он убил? Настоящие случайности редки — Карл Густав своим отношением к некоторым силам сам напросился на безвременную кончину, как впоследствии и отрекшийся от них в гордыне Карл XII… Но вернусь к Кунерсдорфу: вместо того, чтобы потерять волю к сопротивлению, русская армия перемалывает полки Фридриха один за другим… Браво, господин Лодья!
— Фельдмаршал Салтыков, чей дар был распознан, увы, слишком поздно, и генерал Румянцев показали, что они во многих отношениях не уступят Фридриху.
— А тогда как вы объясните «прусское чудо», когда никто не преследовал разбитого короля и дал ему собраться с силами? Я спрашивал короля, но он несет какую-то военную галиматью: об усталости войск противника, о несогласованности действий союзников. И даже пытался впарить мне распространенную им для толпы ересь о «божественной воле», как будто мы с вами не знаем, какие у него боги, кровавый Марс — самый безобидный из них!
— А у вас есть свое объяснение? — заинтересовался Лодья.
— У меня есть. Вы человек не военный. Поэтому, позаботившись о том, чтобы русские генералы и их армия прыгнули выше своей головы во время сражения, вы не озаботились тем, что делать дальше, чтобы добить противника!
— Признаю вашу правоту, за исключением одного — а зачем надо было его добивать? Чтобы получить на голову России бодрых французов заодно с австрийцами, которые полезут в Польшу и в Восточную Пруссию? Вот «второе прусское чудо», спасшее Фридриха от проигрыша, имеет, конечно, авторов конкретных: имя шведское, а душу прусскую, высшей властью облеченную, черную, как сапог. И вину за это «чудо» мне следует принять, что допустил его. Однако давайте перейдем к тому, зачем вы пришли.