Чернолесье
Шрифт:
Брукмер явно оставил у моего камердинера приятные воспоминания: чуть ли не каждый вечер он отпрашивался у меня в заведение Рыжей Мэл, где просадил полкроны, выданные ему мной в качестве жалования на месяц вперед. Постоянно норовил затащить туда и меня, но я при мысли о степени антисанитарии даже в хорошем здешнем «заведении», вежливо отказывался.
Иной раз, особенно когда холодная слякоть валила с неба особенно густо, мне начинало казаться, что Винс со своей тоской по городу не так уж неправ. Тем более, что за все время пути, встречных путников мы встретили раза два —
Идти вместе с обозом нам предстояло дней десять — после этого мне нужно было свернуть на дорогу, ведущую в Кернадал. Пропустить нужный поворот я не боялся: до сих пор мы не встретили ни одной дороги, отходящей от Чернолесского тракта вправо. Как уверял меня Олег, таких дорог больше и не было: через несколько миль справа начиналось уже Чернолесье, и тамошняя нежить время от времени доходила до самого тракта. Помимо Кернадала, человеческих поселений в Чернолесье не было.
Мы ехали уже больше недели, и, по моим прикидкам, до нужного поворота должно было оставаться совсем немного, когда ехавший впереди на лошади разведчик прискакал во весь опор взволнованный и сообщил, что за крутым поворотом путь перегородило поваленное дерево, а рядом с ним стоят какие-то люди, в кольчугах и при оружии.
Старик Бажан вздохнул, скривился и потер щеку с таким видом, словно у него разболелся зуб. Нуту взялся за рукоять меча, а погонщики быков подтянули поближе свои топоры.
Минут через десять в мареве моросящего дождя действительно показались фигуры заросших людей, вооруженных мечами и арбалетами. У двоих имелись также аркебузы. Всего их было человек десять — больше, чем наемников Нуту.
— Вы кто такие? — осведомился у них Бажан, когда мы приблизились.
— Смиренные слуги Вседержителя, братья Ордена Мученика Иеремии, — хрипло отозвался один из бородачей, рослый, с черной повязкой на правом глазу. На монаха он был похож примерно так же, как я — на Филиппа Киркорова. Настоящих здешних монахов — бритоголовых, толстых, вечно бормочущих молитвы — я немало видел в Брукмере. Даже сходил однажды ради интереса на богослужение.
Впрочем, иеремиты и не были монахами, на самом-то деле. Это были те самые заморские наемники, что захватили некогда власть в Брукмере, а теперь, когда их оттуда выбили, ошивались по окрестным лесам. За неделю в городе я наслушался рассказов о них — от некоторых кровь стыла в жилах. Кажется, никто в городе особенно не жалел о том, что их прогнали.
— Почему дорогу перегородили? — осведомился Нуту, красноречиво держа руку на эфесе меча.
— Потому что здешняя земля орденская, а за проезд десятина требуется, — спокойно ответил одноглазый. — По десять крон с повозки и из товаров — что возьмем.
— Не многовато ли? — спросил Нуту. Он выдвинулся вперед, заслоняя стоявшего рядом Бажана. Люди его также постепенно подтянулись вперед.
— А коли многовато, так езжайте другой дорогой, — пожал плечами одноглазый. Его люди, в свою очередь, выстраивались полумесяцем за его спиной, а стрелки, не слишком стесняясь нас, заняли позиции за деревьями.
— Его
— Что нам, смиренным детям вседержителя, до этих светских установлений? — с деланной благостью в голосе произнес одноглазый. — Хотите дальше ехать — платите, не хотите платить — ступайте королю жаловаться. Заодно расскажите ему, что Орден Мученика Иеремии…
Далее иеремит прибавил короткий, но обстоятельный рассказ о том, что именно весь его орден делал с карнарским королем, в каких позициях, и какие звуки король при этом издавал. За любое предложение из этого рассказа, произнесенное вслух в Брукмере, он лишился бы головы, но мы были не в Брукмере, а на безлюдной дороге среди холодных осенних сумерек.
— Давайте будем разговаривать цивилизованно, — вмешался в беседу Бажан. Голос его заметно дрожал. — По десять крон с повозки — это вполне разумная пошлина. Давайте ей и ограничимся. Готов еще даже по две кроны прибавить, но только товар забирать не нужно.
— Прибавить — это дело, — кивнул одноглазый. — Это богоугодно. А вот условия ставить смиренным труженикам веры — это уже не богоугодно. Одним словом, двенадцать крон с повозки — это только за то, что мы с вами просто разговаривать стали. А за то, чтобы целыми добраться до Кирхайма — это уж мы возьмем с повозок, сколько Мученик Иеремия нам дозволит. Хватит болтать — развязывайте тюки.
При этих словах люди одноглазого сделали пару шагов вперед с явным намерением окружить передние повозки.
— Эй-эй, стоять! — воскликнул Нуту, потащив из ножен меч. Поняв, что сейчас начнется, я, стараясь не привлекать внимания, вытащил из футляра заряженный крикет, Винс же присел за подводу за моей спиной.
Одноглазый сделал едва заметный жест рукой, и секунду спустя Нуту дернулся и повалился огромным мешком в грязь — из его затылка торчал наконечник арбалетного болта. Его люди мгновенно повытаскивали мечи и рассредоточились, а на них с гиканьем бросились разбойники. Грянули выстрелы. Дым повалил грязными ватными клубами, послышался лязг мечей и отчаянные крики.
На секунду я растерялся, и это едва не кончилось плохо: один из иеремитов, молодой парень с куцей бороденкой и прыщавым лицом, вырос прямо передо мной, замахнувшись кривым клинком. Целиться было некогда, и я, вскинув крикет, разрядил его прямо в грудь разбойнику. Пуля проделала в кольчуге черную дыру, а парень осел в грязь, выронив саблю из рук.
Стараясь на него не смотреть, я огляделся по сторонам. Вокруг уже кипел беспорядочный, кошмарный бой. Двое наемников из последних сил загораживали бледного, как смерть, безоружного Бажана от наседающего одноглазого иеремита, отчаянно рубившего мечом направо и налево. Чуть поодаль еще один разбойник насмерть сцепился с возницей передней повозки: они катались в грязи, стараясь до тянуться до валяющегося рядом топора. Впереди двое разбойников быстрыми, хорошо натренированными движениями перезаряжали аркебузы. Еще один, чернобородый толстяк в пластинчатой броне, натягивал тетиву арбалета.