Чёрному, с любовью
Шрифт:
Хоть это выражение было едва заметно, Наоко к тому времени знал вампира достаточно хорошо, чтобы знать, что он доставил ему неимоверное удовольствие своим одобрением.
— Ты не против, если я присоединюсь к тебе? — вежливо спросил Дориан.
Наоко посмотрел на него.
Он был так голоден, что невольно нахмурился.
Он не хотел делиться своим убийством.
Взгляд Дориана пробежался по его лицу. Он расстегнул ремень, снял его с пояса, сложил и убрал в ящик. Затем он сбросил туфли, всё ещё всматриваясь в лицо Наоко, и поставил их внизу
— Не в поедании её, — пояснил Дориан после небольшой паузы. — Для этого у меня есть несколько других. Я не стал бы красть у тебя эту пищу, Наоко, когда ты прождал так долго. Эту неделю ты вёл себя хорошо.
Закрыв гардероб после убирания туфлей, вампир подошёл к нему и опустился на кресло с толстой обивкой, которое стояло лицом к железным решёткам клетки. Маленький узорчатый столик стоял возле кресла. Налив себе бокал вина, Дориан вскинул бровь и посмотрел в сторону Наоко.
— Кроме того, — добавил он. — Этим вечером я дважды поел. Другие, которых я принёс, могут быть всецело твоими, если пожелаешь. При условии, что будешь хорошо себя вести. Я не знал наверняка, насколько ты голоден.
Наоко озадаченно нахмурился.
Если Дориан не хотел кормиться с ним, чего он хотел?
Вампир ранее упоминал, что они поговорят.
Наоко не возражал и против этого, уже нет.
Вопреки клетке, вопреки всем играм разума, вопреки попыткам выработать у него стокгольмский синдром, с вампиром было на удивление легко говорить. А ещё он не врал ему, насколько мог сказать Наоко. Не пытался исказить его видение реальности, не запугивал его, не играл в психологические игры, которые Наоко презирал ещё при человеческой жизни.
Наоко докатился уже до того, что даже предвкушал их разговоры, хотя он не был слеп и видел, что происходит.
Он знал, что вампир обрабатывает его.
Он знал, что клетка, доброта, контролируемое кормление, попытки сформировать зависимость, завоевать его доверие, обучить его вампирским законам, даже вампирской этике — всё это часть одного и того же психологического поводка.
Они пытались контролировать его.
Брик наверняка хотел взять его под контроль, особенно после той сцены в ночном клубе возле центра. Он, скорее всего, приказал Дориану найти способ успокоить его.
Военный разум Наоко понимал это.
Та же часть его даже питала к этому уважение.
Черт, да он сам проделывал такое в допросах, где на кону стояло очень многое. Как-то раз его обучали этому самому дерьму. Он знал, как вести такую игру.
Он знал, что в этот раз они пытаются сломать его мягко, а не сурово.
Он знал, что разговоры с ним и завоевание доверия — это фундаментальная часть.
Он знал, что привязанность, подарки, постепенное дозволение свободы, разговоры по душам, обучение вампирской биологии, вампирской культуре, вампирской истории… всё это часть одного целого.
Он также знал, что мягкий подход обычно эффективнее.
Однако в этот раз у него не возникало ощущения, что вампир нацелен именно на разговоры.
Возможно, это всё ещё мягкий подход, но это нечто новое.
Всматриваясь в лицо вампира, он, наконец, просто спросил.
— Если ты не хочешь есть её, тогда… присоединишься ко мне в чём?
Вампир выдержал его взгляд, отпив большой глоток вина. Он ничего не сказал, но взгляд его глаз сделался более жарким, более хищным.
Наоко почувствовал это, не зная, как именно он это ощутил.
Он почувствовал достаточно, чтобы понять — как минимум, на примитивном уровне.
Его разум последовал, сообразив, что говорил ему вампир. Или о чём просил. Или выдвигал теоретический вопрос, может быть.
Часть с разрешениями Наоко всё ещё понимал не до конца.
Когда молчание затянулось, Наоко почувствовал, что его грудь сдавило уже в другой манере. Он уставился на вампира почти в неверии, наблюдая, как другой открыто оценивает его реакции по мере того, как в его разум просачивается понимание. Наоко посмотрел на женщину, затем обратно на Дориана.
Он говорил о том, чтобы трахнуть её? Или трахнуть его?
Или трахнуть их обоих?
Он почти уверен, что знал ответ и на этот вопрос.
Однако опять-таки, он не знал, откуда именно ему это известно.
Но как только он осознал это, информация странным образом ударила по нему, скорее сбивая с толку, нежели вызывая отвращение или даже пугая.
Он знал, что вампиры фактически бисексуальны.
Судя по тому, что он заметил, они все такие… что не так уж отличалось от видящих, если верить его познаниям и словам Мири. Она сообщила ему практически будничным тоном, что Блэк был с мужчинами. Очевидно, Блэк много раз был с мужчинами, хотя это по большей части происходило на Старой Земле и, возможно, не по обоюдному согласию.
В то время эта информация удивила Наоко.
Возможно, она даже шокировала его, учитывая то, как он воспринимал Блэка — хотя Наоко как человек не особенно был гомофобом. Большую часть жизни, пока он рос в Сан-Франциско, у него были друзья-геи.
У него были геи-соседи по комнате, геи-начальники, геи-коллеги, геи-одноклассники.
Блэк удивил его сильнее, потому что…
Ну, потому что это Блэк.
Теперь же Наоко реагировал на бисексуальность Блэка лишь пожатием плеч.
Будучи человеком, Наоко говорил себе, что эти отличия мало значат для него. Теперь они по-настоящему значили для него ещё меньше.
И всё же он ничего не знал об этом.
Он также не знал, что это означало для него.
Теперь он более бисексуален просто потому, что его обратили? Он начнёт искать этого, жаждать этого, как он жаждал женщин? Или это проявится просто как безразличие? Он просто перестанет заботиться о том, какого пола его партнёры по сексу?
Он начнёт замечать мужчин так, как замечал женщин?
Странная мысль.
Этот вампир вообще делал ему непристойное положение?
Или просто сообщал о новом положении дел?