Черные ангелы

Белозёров Михаил Юрьевич

Ну вот и все, а я считал ее самой покладистой женщиной. В отношении внешности она ни в чем не уступала блондинке, даже оттенком волос, но была почти оливкового цвета, и на нее оглядывались в толпе. Всем бы быть такой! Признаюсь, одно время мне даже льстило, что она выбрала меня. Но нас ничего не связывало, кроме постели и жизненных обстоятельств.

Я допил вторую бутылку и стал засыпать под говор дождя и звуки телевизора (в который раз показывали старый-старый фильм Квентина Тарантино 'Криминальное чтиво'), когда в дверь тихо постучали. Блондинка спала, как пожарник, сложив руки на груди. При выдохе она делала так: 'Пфу-у-у…пфу-у-у… При этом губы

ее смешно шевелились. В остальном она выглядела, словно мумия. Но даже в таком состоянии она была прекрасна и неприступна. Впрочем, я знал, что все красивые женщины неприступны, и не особенно расстраивался из-за этого. Еще я вспомнил о ее брелке с изображением многогранника и подумал, что верну его утром, когда она проснется.

В дверь еще раз постучали. Если это портье, то я его убью, решил я и встал, чтобы открыть дверь. За ней стоял незнакомый человек среднего роста в черной одежде. Не успел я его разглядеть, как он ударил меня по голове чем-то тяжелым. В следующее мгновение я понял, что меня куда-то волокут, и потерял сознание.

Глава 2

Планшетник

Первое, что я понял, когда пришел в себя, левая рука была прикована наручником к спинке кровати. Рядом кто-то странно хрипел, словно звуки принадлежали не живому человеку, а какой-то машине. Я с трудом повернул раскалывающуюся от боли голову и увидел в мерцающем свете телевизора, что блондинка по-прежнему лежит на постели, а из раны у нее на горле толчками вытекает кровь. С минуту я никак не мог понять, что происходит, словно это был знакомый сон наяву. Потом из угла выступил человек в черном и спросил:

— Что она тебе рассказывала?

Я приподнялся, чтобы сесть, но он прижал мне ногу правой рукой. Рука была в черной перчатке. Левую я не видел, потому что он держал ее за изголовьем, но мог поклясться, что у него нож.

— Что она тебе рассказывала? — снова спросил он, и угрожающе наклонился.

Этого оказалось достаточно. Правой рукой я схватил его за плечо и толкнул в угол под телевизор, а сам вскочил, выворачивая кровать из-под себя. Тяжелая сетка кровати соскользнула мне на ноги, но я даже не почувствовал боли. С грохотом упала тумбочка, и под ногами раскатились бутылки с пивом. В комнате стало почти темно. Ухватив кроватную сетку двумя руками и действуя спинкой, как тараном, я прижал человека к стене, а он попытался ударить меня ножом, но не дотянулся. Тогда он вывернулся, и я настиг его только в коридоре. Он снова пытался ударить меня, но мы оба поскользнулись на бутылках и упали. Человек в черном оказался проворнее — распахнул дверь и на четвереньках выскочил в коридор, а я не мог сразу подняться — кровать окончательно развалилась на части, а спинка, к которой я был прикован, лишила меня маневра. Когда я с грохотом вывалился в коридор, его и след простыл. Зато передо мной предстал ночной портье, брезгливо ворочая шеей в узком воротнике рубахи. Наверное, у меня был страшный вид, потому что он не посмел приблизиться ближе чем на три шага.

— Я так и знал!.. — простонал он, — что сегодня плохая ночь. То-то мне снились одни коты и бабы…

— Вызови полицию, — сказал я ему, оглядываясь, как дикий зверь.

Он с недоверием обошел меня и заглянул в разгромленный номер.

— Ты мне за все заплатишь! — заявил он вначале, а потом обнаружил блондинку и выскочил из номера, как пробка из бутылки.

— Ты убил ее! — закричал он, и двери в ближайших номерах дружно приоткрылись.

— Идиот! — сказал я. — Кто-то убил, когда я спал. Вызови полицию!

Но у него случилась истерика.

— Боже, что будет?! Что будет?! Я и так должен больше, чем весь третий мир! Что будет! Меня уволят! Что будет?! Что будет!

Насчет третьего мира — это была старая-старая поговорка времен моего деда, который был музыкантом. Никого третьего мира давно уже не существовало, а поговорка осталась.

Он орал, как сто кошек, о долгах, пособиях и виде на жительство. Оказалось, он тоже выслан с Марса. Если бы я об этом знал, то, наверное, не отнесся к нему с предубеждением. Правда, лично я предпочел быть высланным на Марс.

Мне самому пришлось взять его 'трубу' и набрать номер ближайшего участка. Я назвал свою фамилию, и они явились минут черед десять. Все это время, сидя на полу в коридоре, я безуспешно пытался избавиться от наручников. А портье спрятался за свою стойку и разглядывал меня оттуда безумным взглядом, не забывая упоминать всех своих родственников до десятого колена, ворочая при этом шеей в узком, грязном воротнике. Он оказался поляком, помнящим свою родословную, как 'Отче наш'.

Первым влетел Пионов по кличке Бык.

— И это в мое последнее дежурство! — прорычал он, выходя из номера. — Не самое приятное зрелище!

Вторым, произнесшим очередную сакраментальную фразу, был Акиндин.

— Красота для венца, а ум для конца. Не иначе, не уступила кому-то. Переспал бы с такой?

— Нет уж… — Пионов понимал все буквально. — Дим, лучше спать со своей.

— Она же сбежала… — безжалостно заметил Акиндин.

— Ну и что?.. — пожал плечами Пионов, — все равно лучше.

— Как знаешь, дорогуша… — сказал Акиндин, и я заметил, что эта фраза не понравилась Пионову, но он промолчал. — Так ты, говоришь, вышел на стук? — спросил Акиндин у меня и подмигнул Пионову. Я понял, что мое дело дрянь — просто так они меня не отпустят. — Только не говори, что ты ее подцепил в баре.

Третьей была решительного вида кареглазая женщина с короткой стрижкой. Они называли ее Люсей. С обеих сторон рта у нее пролегали глубокие складки, а ногти на руках у нее были обкромсаны, словно топором. К тому же она покрасила их бордовым лаком никак не меньше недели назад.

— Господи! До сих пор не могу привыкнуть к виду крови…

Если бы ты курила поменьше, подумал я, тебе бы цена была побольше. Но от нее разило табаком, как от армейской казармы.

— Мы с тобой очень похожи, дорогуша, — заявил Акиндин, разглядывая ее ноги и зад.

Она сделал шаг в сторону и, брезгливо одернув юбку, заявила:

— Дима, успокойся, я не про тебя…

Глаза у нее при этом стали такими, словно она действительно готова была пустить кровь Акиндину.

— Я и не надеюсь, дорогуша… — многозначительно заметил Акиндин, и взгляд у него сделался масленым, как у барышника, оценивающего товар.

Потом она молча закурила, с любопытством разглядывая меня. В номер вошли эксперты и еще какие-то люди с испитыми лицами. Я устал возиться с наручниками.

— Тебе помочь? — ехидно спросил Пионов и присел рядом. Он возвышался надо мной, как термитник над пигмеем, а его огромный живот елозил по полу. — Ты что поменял привычки?

Он походил на жирного борова. Его длинные сальные волосы были усыпаны перхотью, а воняло от него прогорклым запахом, как от старого козла. И я был почти уверен, что местный климат угробит его еще до того, как он уйдет на пенсию.

— Ничего не менял, — сказал я. — Это не моя работа.

— А чья? — спросил он как будто сонно.