Чёрные горы (Восточная империя - 2)
Шрифт:
Он находился в пещере. Он не мог сразу оценить ее размеров, но ему показалось, что она была огромной. Изгиб ее свода был слишком плавным, чтобы быть естественным. Верхнюю часть пещеры заполнял свет, хотя ее закругленные стены и верхний свод тонули в темноте; нижняя ее центральная часть была наполнена светящейся жидкостью, из которой только что подняли Чапа, - озеро, заключающее в себе неиссякаемую энергию. Теперь Чап знал, что он попал туда, куда хотел - к тому, что солдаты называли Озером Жизни. Словно вставший на задние лапы гигантский медведь, там, до половины погруженное в озеро, стояло какое-то мохнатое существо. Его мех лучился множеством цветов - или, может быть, ни одним, словно состоял из той же субстанции, что и озеро. Чап еще не мог разглядеть лица существа, так как не мог
Он мог, однако, двигать глазами. Там, где ниже подбородка должно было находиться тело, была пустота, если не считать падавших капель - не крови, а многоцветных капель из озера. Капли, стекавшие с обрубка его шеи, вне пределов его видимости, под подбородком, звенели и исчезали в светящемся озере, из которого вышли. Чап понимал теперь, что его - его голову -только что окунули в озеро, и этого оказалось достаточно, чтобы воскресить в нем жизнь без малейшего потрясения или боли.
Кисть, державшая его за волосы, теперь развернула его голову-маятник вокруг оси, и он увидел лицо верховного владыки Драффута. Оно было исполнено грубой силы, скорее звериное, чем человеческое, но ласковое и спокойное. И Чап увидел, что в другой руке владыка животных, словно куклу, держал обнаженное и безголовое мужское тело. Подобно ребенку, купающему куклу, он опускал тело вниз, непрерывно погружая его в Озеро Жизни и обмывая в многоцветных водах. С каждым всплеском и движением сияние жидкости усиливалось плавными взрывами красок, волнами света, прокатывающимися по ровному свечению воздуха в пещере.
Верховный владыка Драффут поднял безголовое тело в своей огромной мохнатой руке, очень похожей на человеческую, но гораздо более сильной и прекрасной, и, словно ремесленник, подверг его осмотру. Словно у новорожденного или только что убитого, тело беспорядочно дергалось и корчилось. Чап разглядел старые шрамы - своего рода историю его жизни. Он заметил неровный обрубок шеи, где неумело рубанула Чармиана. Из рассеченных вен, словно кровь, бил эликсир жизни и окрашивался в густую киноварь.
Рука, державшая голову Чапа за волосы, слегка сместилась. Снова опустив глаза, он осознал, что его собственное обезглавленное тело поднесено к его голове. Его руки, словно руки ребенка, в панике вцепились в мех Драффута, как только смогли его ощутить. Свежий обрубок шеи приблизился настолько, что Чап почувствовал, как из него фонтаном бьет кровь. И еще ближе, до тех пор, пока он не почувствовал давление под подбородком...
Его голова не дышала, не ощущала никакой потребности в дыхании; теперь появилось ощущение удушья, но оно не причиняло страданий. Оно прошло, едва только легкие набрали через рот и горло первую порцию прохладного воздуха. Затем с острым покалыванием пришло ощущение своего тела, ощущение того, что его пальцы вцепились в мех, что ноги дергаются в воздухе, ощущение мягкого давления огромной руки на ребра.
Эта рука теперь опустила его вниз, чтобы еще раз с головой погрузить в озеро. Как только Чап оказался под поверхностью, он снова перестал дышать, но не захлебываясь, не чувствуя удушья, а просто потому, что в дыхании не было потребности. Человек, погруженный в прозрачнейшую, чистейшую воду, не стал бы просить о чашке мутного пойла; ощущение было такое, словно его легкие перестали нуждаться в воздухе. Затем двумя руками Чапа подняли вверх, и он оказался перед уродливым, ласковым лицом, которое пристально его разглядывало.
– Я пришел...
– закричал Чап прежде, чем понял, что нет никакой необходимости говорить громко. Озеро создавало такое ощущение, будто всю пещеру заполнял шум падающей воды, такой же радостный, какими зловещими были звуки, сопровождавшие демонов, но тем не менее на самом деле даже шепот мог быть здесь услышан.
– Я пришел так быстро, как смог, владыка Драффут, - произнес он более спокойным тоном.
– Благодарю, что спас мне жизнь.
– Ты благодаришь меня за ту помощь, которую я должен оказывать. Уже давно никто не благодарил меня за это.
– Голос Драффута, глубокий и мощный, вполне подходил гиганту. Его руки повернули
Владыка животных произнес:
– Я не могу распоряжаться валькириями, не то я послал бы их за тобой. Если бы я мог выбирать, кому из людей помогать, то прежде всего я выбрал бы тех, которые сражаются против демонов.
Чап открыл рот, чтобы ответить. Но теперь, когда он больше не был погружен в жидкость жизни, на него навалилась огромная слабость, и он смог только привалиться спиной к стене и слабо кивнуть.
– Отдохни, - сказал Драффут.
– К тебе скоро вернутся силы. Тогда и поговорим. Я бы проявил милосердие к любому человеку и вылечил его, но не могу... Я послал за тобой потому, что ты первый за долгие годы человек в Черных горах, которого тронули страдания маленького создания. Зверюшка рассказала мне, что ты спас ее от демона.
Какое-то мгновение Чап не мог вспомнить, но потом до него дошло: в пещере с сокровищницей Сома. Но он все еще был слишком слаб и только кивнул.
Он снова попытался разглядеть фигуры, движущиеся в дальнем конце пещеры, но не смог - таким вибрирующим от света и жизни был воздух. Уступ, на котором отдыхал Чап, был матовый и совершенно черный, но обтянутый зыбкой и в то же время яркой, словно солнечный свет, пленкой, светящейся прозрачной кожей, образованной жидкостью озера. Пленка эта не знала покоя. В одной ее точке появилось утолщение; утолщение, которое вздувалось и пульсировало, поднялось и оторвалось, превращаясь в кусочек живой материи, который принялся порхать, словно бабочка. Из какого-то другого места выпрыгнул такой же, может быть, чуть более крупный, кусочек, достаточно большой, чтобы быть птицей; он порхал и сжимался по мере того, как таяли его крылья, но не умирал и не падал, а только приобретал новые крылья какой-то другой, более сложной формы; он летал в поющем, светящемся воздухе вместе с бабочкой, и вот они уже слились воедино, трепеща, как казалось, от нетерпения превратиться во что-то еще более крупное и удивительное; но затем, слившись друг с другом, они с легким всплеском погрузились в светящуюся субстанцию озера, разбрасывая веер искрящихся брызг, которые снова покрыли гладкой пленкой черный материал уступа. Чувствуя, что к нему возвращаются силы, Чап поднял руку и коснулся шеи. Пробежав по ней пальцами, он нащупал шрам, тонкий, с рваными краями, совершенно безболезненный шрам от своей смертельной раны.
– Владыка Драффут, битва закончилась?
Драффут повернул голову к дальнему концу Озера.
– Мои машины все еще трудятся без перерыва. Битва продолжается. Из того, что я слышал от животных и людей, проклятый демон, скорей всего, одерживает победу, хотя, если бы ее исход зависел только от мечей, Запад бы выиграл.
– Тогда у нас остается мало времени.
– Чап попытался встать, но он чувствовал себя немногим крепче, чем отблески света.
– Твое лечение еще не закончено. Погоди, вскоре ты будешь достаточно силен, чтобы встать. Что ты имеешь в виду, говоря, что мы должны действовать?
– Мы должны выступить против того, кого ты называешь "проклятый демон", если ты действительно такой враг демонов, как утверждаешь и как я слышал.
Драффут высоко поднял руки, затем снова уронил их вниз с громким всплеском.
– Демоны! Это единственные живые существа, которых я убил бы, если бы мог. Они губят человеческие жизни и глумятся над их телами. Не ради выгоды, а просто из злобы они крадут целебную жидкость из моего озера и издеваются надо мной, когда я прихожу в ярость, но не могу и схватиться с ними.