«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Шрифт:
В 1877 году К.К. Вейсман, сравнивая условия труда в Петербурге чиновников почтовой цензуры и Комитета цензуры иностранной, указывал, что четырнадцать чиновников цензуры при Санкт-Петербургском почтамте просматривают 155 ежедневных газет с прибавлениями, а также более 500 еженедельных и ежемесячных журналов. Кроме этого, каждый чиновник получает ежедневно на просмотр десять – пятнадцать бандеролей с иностранными повременными изданиями, отсутствующими в списках почтамта. Вечерняя смена получала газеты в двадцать один час и должна была вернуть их к девяти часам утра 966 . За 1888 год в почтовой цензуре было просмотрено 131 587 номеров газет. Было обнаружено 1220 «предосудительных статей». Удержано 800 номеров, в том числе немецких – 592, французских – девяносто семь, английских – восемьдесят пять, итальянских – пятнадцать, славянских – одиннадцать. За тот же год было получено из-за границы 2 016 943 простых и заказных бандероли с печатными произведениями 967 . Легальная нагрузка цензоров в Варшаве видна из докладной старшего цензора В.Я. Марышева от 30 августа 1897 года. Сам Марышев должен был цензуровать тринадцать газет на английском языке, Ф.Г. Кребс – двадцать семь газет на немецком языке, А.А. Крейцер – также двадцать семь газет на французском и немецком языках, С.В. Тимофеев – девять газет на французском языке, А.А. Фальк – восемнадцать газет на французском и немецком языках 968 .
966
Там
967
Там же. Д. 112. Л. 3–3 об.
968
РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 153. Л. 25–26 об., 33.
Поэтому цензоры отвергали упреки в некачественной работе. В январе 1870 года директор Азиатского департамента МИДа информировал начальника Главного управления по делам печати М.Н. Похвиснева о жалобе турецкого поверенного в делах. Последний сообщал, что в греческой газете «Константинополис» «одна из статей уничтожена цензурой», хотя дипломаты имеют право получать иностранные издания без предварительной цензуры. В свою очередь, почт-директор Санкт-Петербургского почтамта и руководитель цензуры иностранных газет и журналов в империи В.Ф. Шор обратился к старшему цензору в Одессе А.Ф. Маснеру с просьбой разъяснить цензору И.А. Сунди, чтобы он «на будущее время… отнюдь не уничтожал бы статей в газетах, кои адресуемы быть могут… лицам дипломатического корпуса». Кроме этого, следовало по возможности заменить испорченный экземпляр. Маснер 9 февраля 1870 года отвечал Шору, что статья зачеркнута господином Сунди «по совершенно невольной ошибке». Ошибка же произошла вследствие поступившего в этот день большого количества иностранных газет, равно как и корреспонденции заграничной и внутренней. Маснер напомнил начальнику, что «как Вам, Милостивый Государь, не безызвестно,… по негласным занятиям в настоящее время состоит нас только двое». Что же касается злополучного номера, то уже была направлена просьба редактору газеты прислать нужный экземпляр, и 6 марта Маснер сообщал, что номер 743 газеты «Константинополис» выслан в Петербург 969 .
969
Там же. Д. 9. Л. 2–5.
23 марта 1890 года начальник Главного управления по делам печати МВД Е.М. Феоктистов обратился к К.К. Вейсману с замечанием о пропуске в Одессе одной из иностранных газет, поместившей отрывок «из преступной брошюры [М.К.] Цебриковой». В ответ Вейсман с горячностью встал на защиту подчиненных, подчеркивая, что «где работают с такой спешностью, как в почтовой цензуре, там очень возможно и пропустить что-нибудь, тем более в Одессе, где у меня всего четыре штатных чиновника <…> на каждого чиновника приходится 20–25 нумеров ежедневных газет и около 30 нумеров остальных, и все это они должны просматривать за скудное жалованье… чиновники мои и так делают почти невозможное» 970 . При этом по понятным соображениям не упоминалось о главной обязанности этих же чиновников. Значительная нагрузка сохранялась и в последующие десятилетия. В личном письме в Петроград заместителю руководителя cекретной экспедиции Л.Х. Гамбергу московский цензор В.И. Геркан 4 августа 1915 года, в частности, сообщал: «И у нас работы хоть отбавляй. С запрещением ввоза еврейских газет Военно-цензурная комиссия решила выписывать из Лондона и Нью-Йорка пять названий еврейских газет и журналов для составления информационного обзора по еврейскому вопросу. Пока я представил 40 листов обзора еврейской печати и почти ежедневно переводы из еврейских писем» 971 . Можно добавить, что М.Г. Мардарьев в докладной министру внутренних дел А.Н. Хвостову 12 января 1916 года указывал на рост числа поступающих из-за границы газет и журналов – примерно с 300 до 3450 наименований 972 .
970
Там же. Д. 119. Л. 3–3 об.
971
Там же. Д. 278. Л. 37–37 об.
972
ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 42. Л. 101.
Обстановку изнурительного труда первых профессиональных российских перлюстраторов прекрасно рисует письмо петербургского почт-директора Ф. Аша канцлеру А.П. Бестужеву от 16 февраля 1745 года:
Я с недавнего времени от постоянного распечатывания и припечатывания столь многих писем мои глаза почти совсем испортил, ибо моя работа при горячих углях и весьма близко к лицу придувая чиниться имеет, так что оное лицо чувствительнейшим образом разгорается. Якоже случалось, что едва только одна почта отправилась, то уже и другая пришла, и тако я почти без отдыху чрез день и ночь за тем сидел, от крайнего беспокойства принужден был оную работу оставя, столько отдыхать, пока я некоторое облегчение от того получил, так что мне оная продолжающаяся работа почти невозможно становится 973 .
973
Белая книга российских спецслужб. 2-е изд., перераб. М.: Обозреватель, 1996. С. 20.
В июне 1841 года император согласился предоставить четырехмесячный отпуск и выдать 1 тыс. руб. серебром надворному советнику Ф.И. Смиту, которому лейб-медик В.В. Лерхе рекомендовал в связи с болезнью глаз лечение на киссингенских минеральных водах 974 .
Во всеподданнейшем докладе А.Н. Голицына 27 марта 1838 года о старшем цензоре Санкт-Петербургского почтамта Э.К. Цирлейне, в частности, говорилось: «По основательному знанию французского, немецкого и английского языков… он командирован был в 1818 году от Министерства иностранных дел в Санкт-Петербургский Почтамт <…> Из 44 000 номеров иностранных газет, прочитанных в течение двух лет, ни одна статья, даже ни одно слово, вредное и двусмысленное, не оставлены без его рассмотрения и разрешения». Он исправлял сделанные другими цензорами переводы с английского и немецкого на французский язык. Его разрешениями постоянно руководствовалась цензура Московского почтамта «и в некоторых сомнительных случаях Виленская цензура». Вице-канцлер К.В. Нессельроде возложил на него цензуру «политических статей, печатаемых в российских и немецких академических Ведомостях и Северной пчеле». Кроме этого, он занимался и в секретной экспедиции. Через два года к его характеристике было добавлено, что по положению он может быть приравнен к председателю Цензурного комитета, хотя такой должности в Почтовом ведомстве не предусмотрено 975 .
974
РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 240. Л. 52–53 об.
975
РГИА. Ф. 1284.
Надо также отметить, что руководители «черных кабинетов» Санкт-Петербургского почтамта в первой половине XIX века были специалистами широкого профиля. Они одновременно занимались перлюстрацией, цензурой периодических изданий, а также активно участвовали в подготовке почтовых соглашений с Австрией и Пруссией. Действительный статский советник И.Ф. Вейраух кроме перлюстрации «усердно занимался текущей перепиской на немецком языке по выписке иностранных газет и расчетам с Прусским и Австрийским почтовыми управлениями». За это ему в 1844 году было добавлено 500 руб. в год 976 . Весной 1861 года старший цензор Ф.И. Ульрихс подал просьбу о разрешении на поездку для лечения на курорт Крейцнах. 15 апреля 1861 года, когда Ф.И. Прянишников доложил об этой просьбе императору, было решено использовать поездку Ульрихса для переговоров с прусским правительством о некотором изменении маршрута доставки заграничной почты 977 .
976
Там же. Д. 246. Л. 172, 175.
977
Там же. Л. 48–48 об.
Еще одно профессиональное заболевание было связано с приготовлением и использованием массы для создания поддельных печатей, содержавшей большое количество ртути. В этом отношении показательна история чиновника Х.Х. Кантера. Он начал участвовать в делах «черных кабинетов» с июня 1795 года. Служил в Литовском почтамте в Вильно. С декабря 1806-го по ноябрь 1807 года и с апреля 1812-го по февраль 1816 года находился в полевых почтамтах действующей армии, будучи в 1812–1816 годах полевым почт-директором. После ликвидации полевых почтамтов оказался в очень тяжелом положении: резкое снижение жалованья, отсутствие казенной квартиры, расстройство здоровья. В апреле 1817 года к министру внутренних дел О.П. Козодавлеву обратился с просьбой помочь Кантеру чиновник Министерства иностранных дел Г. Шишмарев. Он, в частности, писал: «В бытность мою в 1807 году дипломатическим агентом в армии при генерале графе Бенигсене находился при мне по почтовой части г. Кантер. Он всегда отличался ревностным исполнением известного вашему превосходительству секретного поручения, на него возложенного. Занимаясь сим… он совершенно расстроил от того свое здоровье и находится ныне в самом жалостном положении». В результате Комитет министров 28 апреля 1817 года постановил произвести оплату бывшим почт-директорам Кантеру и Гельмгольцу из расчета 1500 руб. годовых за время после увольнения от должности 978 .
978
Там же. Ф. 1289. Оп. 1. Д. 277. Л. 62–65, 130–131 об., 133–135.
Но поправить здоровье Х.Х. Кантер уже не мог и умер в 1819 году. Летом 1821 года его вдова подала прошение о пенсии. При этом она ссылалась на врачебное свидетельство штаб-лекаря Кальфельдта, что муж ее «получил болезнь и умер от секретных занятий по почтовой части». А.Н. Голицын доложил об этом Александру I 21 августа 1821 года. Император распорядился разыскать врача и потребовать у него объяснения, «почему он дал подобное свидетельство, тогда как полевые почт-директора никогда не употреблялись подобным образом и с чего он сие взял». Оказалось, что лекарь умер в апреле 1820 года. В конечном счете государь 6 ноября 1821 года наложил резолюцию: назначить пенсию 750 руб. в год (50 % жалованья мужа) и отобрать врачебное свидетельство 979 .
979
Там же. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 237. Л. 2–3.
Зато относительно вредного влияния массы для изготовления поддельных печатей на здоровье чиновников секретной экспедиции никаких сомнений не было. В характеристике А.П. Штера в марте 1838 года указывалось: «Расстроил здоровье от беспрерывного обращения с массой, имеющей в составе большое количество ртути». Поскольку дело было секретное, врачи «не могли отгадать причины скопления меркурия в организме» чиновника 980 . С массой работал и его сын П.А. Штер, помощник управляющего секретной экспедицией. После смерти отца в декабре 1840 года он осуществлял «главный надзор за перлюстрацией», а также «довел до совершенства массу, употребляемую для делания печатей при вскрывании писем, и приготовил несколько чиновников, которые с пользою употребляются в разных местах империи», в частности в Одессе и Рени. Он же в порядке обмена опытом в 1838 году составил массу для перлюстрационной службы в Вене. Нередко для перлюстрации ему доставляли от вице-канцлера К.В. Нессельроде пакеты к иностранным министрам. Но такая нагрузка не прошла бесследно. «Сидячая жизнь, отсутствие развлечения для необходимого отдыха, беспрерывное напряжение внимания и составление массы из ртути приготовили его к апоплексическому удару» в возрасте сорока четырех лет 981 .
980
Там же. Д. 239. Л. 42–42 об.; Д. 240. Л. 45.
981
Там же. Д. 241. Л. 41, 78–79.
Чиновники «черных кабинетов» в определенной степени являлись, безусловно, привилегированной группой, каждого из которых знал не только его непосредственный начальник, но и главноуправляющий Почтовым департаментом, а нередко и министр внутренних дел. Почтмейстеры, осуществлявшие руководство ведением перлюстрации, также имели возможность противостоять давлению губернаторов и других местных властей, при необходимости обращаясь за поддержкой в Петербург.
Можно привести лишь один пример, когда конфликт между губернатором и почт-директором первоначально закончился печально для почтового чиновника. Речь идет о событиях в Москве летом 1812 года. 24 мая военным губернатором Москвы был назначен Ф.В. Ростопчин. Через месяц началась Отечественная война. «Сумасшедший Федька», как называла его Екатерина II, со всей присущей ему избыточной энергией взялся за организацию помощи армии и за поиск врагов в городе. Для воодушевления жителей печатались так называемые ростопчинские афишки. 3 июля сообщалось о появлении в городе «дерзкой бумаги», в которой утверждалось, что через шесть месяцев Наполеон будет в обеих столицах Российской империи. Сочинителем был назван сын купца Н.М. Верещагин, «воспитанный иностранным и развращенный трактирною беседой». На деле это был перевод письма Наполеона к прусскому королю и его же речи в Дрездене перед князьями Рейнского союза, опубликованных в зарубежных газетах. На следствии Верещагин заявил, что получил газеты от сына московского почт-директора Ф.П. Ключарева, впоследствии признав это оговором. Поскольку Ключарев-старший был масоном и другом Н.И. Новикова, то Ростопчин не только обвинил его в потворстве «врагам Отечества», но своей властью 10 августа выслал почт-директора в Воронеж и настаивал на назначении на эту должность князя М.Д. Цицианова. Близкий к Ключареву экспедитор Московского почтамта Дружинин несколько дней провел под арестом. Одновременно Ростопчин в донесении министру полиции А.Д. Балашову стремился бросить тень на сенатора П.И. Голенищева-Кутузова (президента Московского университета в 1812–1814 годах) и профессора Х.А. Чеботарева (ректора Московского университета в 1803–1805 годах), утверждая, что они съезжались по ночам к Ключареву.