Чёрные короли. Убийца минотавров
Шрифт:
Долгожданная свобода не обрадовала. Снаружи кокона оказалось еще холоднее, чем внутри него. Я освободил руки и ноги и наконец-то открыл глаза.
Над головой колыхались серые полотнища. Огромные складки материи поражали своим гигантскими размерами. Стало страшно. Грудь дернулась в спазме. Потом еще раз, захотелось заплакать. Это к каким же гигантам меня занесло? Я забарахтался с новой силой и вдруг увидел свои крохотные ручки. Со сморщенной кожей, пухленькие, с миниатюрными пальчиками. Такими маленькими, что я вмиг почувствовал себя беззащитным.
Господи,
Я по привычке захотел задать вопрос вслух, но вместо этого забулькал, и изо рта полез пузырь. Самый настоящий, блестящий и с капелькой наверху. Стал надуваться, закрывая обзор вокруг. Секунда и пузырь лопнул, забрызгав меня слюной. Я вздрогнул, удивляясь, пузырь очень быстро исчез, не дав как следует налюбоваться собой. Я попытался утереть подбородок рукой, но чуть не выбил себе пальцем глаз.
Неожиданно. Что с моей моторикой? Не думал, что так сложно провести ладонью по подбородку.
Замахал руками и снова забулькал. Пузыри полезли изо рта с готовностью, словно только и ждали подходящего момента.
А это весело.
Странно, что раньше так не делал – увлекательное занятие.
Кто-то со всем рядом простонал:
– Ну чего там?!
– Посмотри да узнай!
– Да когда же он спать будет! В окне темень непроглядная!
– Не наговаривай. Сереть стало. Скоро вставать пора.
– Как будто бы и не спал.
– А я спала? Я спала?! Всю ночь глаза не сомкнула. Твоя очередь!
– Моя, – буркнул кто-то и полотнища над головой прогнулись, а затем и раздвинулись. Я затих, замер, переставая махать руками и ногами. В открытом проеме показалась огромная голова в черных кудрях. Не красавец: не выспавшиеся глаза слезятся, нос картошкой, кожа оспинами побита. Суровый мужик. Батька мой!
Я его сразу признал, заулыбался, и усиленно забарахтался, обильно пуская слюни, силясь сказать про утренний холод.
Батька заулыбался в ответ. Заворчал:
– Ну чего ты не спишь? Волки тебя забери.
– Ага. Пускай тебя заберут и бросят где-нибудь, – сразу подал кто-то голос. Кудрявый мужик даже не обернулся, потянулся ко мне огромной лапищей.
– Ты же пацан! Понимать должен, папке дела делать с утра – он выспаться обязан, а ты что – веселишься всю ночь и пузыри пускаешь? Выспался днем? Бог мой, холодный-то какой! Ледяной прямо! – батька закачал меня в огромных лапищах.
– Ледяной?! Дай! – сказал кто-то требовательно. Не успел я накачаться как следует и порадоваться новой игре, как был выхвачен из батькиных рук. Напоследок увидел изумление в его глазах и радостно забулькал, давясь пузырями.
– Ты же моя кровиночка. Ты же мой родненький, – заворковал кто-то сверху, нежно прижимая к чему-то мягкому и объемному. – Совсем замерз и слюнями изошел. Вот я сейчас тебя покачаю. Песенку-то спою. Слюнки-то вот так вытру.
– Да ты не пой! Наслушались за ночь! – подал кто-то голос из темного угла, ворочаясь на полатях. – Ты дай ему сиську.
– Да даю! Даю! – что-то большое и мягкое упало мне на лицо, закрывая разом мир. Я протестующе заворчал и закрутил головой, открывая рот, пытаясь вдохнуть и выбраться. Не тут-то было. В рот сразу влез сосок и не успел я причмокнуть и оттолкнуть его языком, как рот сразу наполнился молоком. Пришлось сглатывать. Нос приоткрыли, и я задышал. Засопел. Зачмокал.
– Да он голодный у вас, бестолочи! – недовольно сказал голос с полатей.
– Да будет тебе, Хор, – примирительно сказал батька. – Спи уже. Скоро вставать.
– Да с вами поспишь! – пробурчал голос. – Всю ночь поете, и ладно бы умели! У драных кошек и то лучше получается, – мужчина заворочался.
– Мне твой старший брат уже вот здесь! – зашептал гневно голос – обладатель молока. Так это же мамка моя. Я закрутил головой, пытаясь освободиться из-под сиськи и поздороваться.
– Сейчас срыгнет, – устало сказал батька, глядя на меня, – в кого такой неугомонный? Не трогай Хора. Семейные узы святы. Не могу я его выгнать из его же дома!
– Я все слышу! – сказал Хор и зажег лучину. Я скосил глаза и перестал во рту катать сосок.
– Не его дом, а родительский!
– Мой! По праву старшинства.
– Его, – вздохнул батька. – Только не начинай, милая. Зиму перекантуемся, а там строиться начну. Вот посмотришь! Летом уже в своем доме жить будем!
– Что? Правда?
– Правда!
– Да кого ты слушаешь! У нас хозяйство общее, как корову делить станем?! – в сердцах спросил мужчина с полатей.
Я вздрогнул и шумно вздохнул. Глаза сами собой расширялись.
Освещенный пятнышком света на нас гневно смотрел Прохор. Поймав мой заинтересованный взгляд на себе, медленно подмигнул. Лукаво, словно тайну какую-то зная.
Я закапризничал, завертелся и отвернулся в темноту. Свел тонкие бровки, хмурясь, пытаясь вспомнить что-то важное, но так и не вспомнив, усиленно зачмокал, работая ртом и теребя сосок.
1.1
На этот раз я очнулся, когда перестал плавно покачиваться, и кто-то подо мной резко дернулся и ругнулся незлобно. Сон как рукой сняло. Даже икнул от неожиданности. Открыл глаза: вокруг деревья огромные, сквозь кроны солнце пробивается. Насыщенная зелень, играя всеми оттенками, поражала. Посмотрел вниз и увидел кудлатую голову – сидел, выходит на батькиных плечах. Схватил его за кудри черные, потянул. Тпру, родимый. Куда мы направляемся? И что это? Я подрос? Хиленькие кулачки цепко сжимали отцовские вихры.
– Не балуй! На вот тебе свистульку, Егорка. Смастерил, пока шли. Мамке не говори, что чуть не зашиблись с тобой.
Я восхищенно вертел в руках короткую палочку. Свистулька? Мне? Да я всю жизнь мечтал о такой свистульке. Батенька, родненький – не удержался и чмокнул его в затылок – пахнуло прелым сеном. Потом довольный солнечным днем, приветливым лесом, где жили одни зайчики, я сунул свистульку в рот и засвистел. Как здорово жить в сказке и осознавать, что у тебя такой батяня. Ни у кого нет! А у меня есть. Я радостно засмеялся, и кудрявый мужичок искренне поддержал.