Черные Мантии
Шрифт:
Прежде чем войти, Симилор отряхнул костюм и сдвинул на ухо свою серую шляпу, но от его обычной самоуверенности не осталось и следа. Есть пороги, один вид которых заставляет сильнее биться сердце. Но он все-таки толкнул дверь; Эшалот проскользнул вслед за ним, инстинктивно стянув свою соломенную шляпу, словно христианин, проникающий в храм.
Они очутились в насквозь прокуренном просторном зале, где в клубах табачного дыма сидели и выпивали человек сорок посетителей. Эти любители подымить трубочкой и игроки в домино, с виду напоминавшие мелких буржуа, скорей всего были, да что там говорить – наверняка были теми самыми парнями, которые знали свое дело!
Симилор направился прямо
– Капитан! – рявкнул Симилор не своим голосом.
Пресноводный моряк вздрогнул и обернулся, ища того, кто осмелился прервать его приятный разговор.
– Тише, Амедей, тише, – шепнул приятелю Эшалот.
– Как, – не внимая другу продолжал Симилор, – вы меня не узнаете? Не узнаете молодого человека, которого вы оскорбили своим недостойным поведением, когда тот рискнул отправиться в плавание на вашем дрянном корыте? Так вот, знайте же, что я пообещал поколотить вас и сдержу свое слово, даже если у меня под рукой окажется всего лишь одеяло, трость или тарелка с пирожными! Я всегда дерусь с открытым забралом!
Громовой раскат хриплого смеха встретил окончание этой речи, вызвавшей всеобщее одобрение. Эшалот взглянул на товарища, и ему показалось, что тот стал выше ростом.
Во всех странах муж королевы окружен завистниками. Капитан Патю не избежал сей участи. Когда почтенная матрона, хозяйка «Срезанного колоса», заговорила о том, что неплохо бы выбросить Симилора за дверь, раздался приглушенный ропот.
– В почтенные заведения не пускают всякий сброд! – настаивала управительница, откликавшаяся на веселое имя госпожи Лампион.
– А почему бы вам не заткнуть свою пасть, моя толстушкa? – спросил Симилор, приосанившись. – Вот если, к примеру, вам шепнут на ушко: «Будет ли завтра день?..»
Не успел он закончить фразу, как его глаза, нос и рот мгновенно исчезли под пресловутой серой шляпой, нахлобученной могучей рукой хозяйки по самый Подбородок… В зале раздались взрывы хохота. В Эшалоте проснулся лев. Он закатал рукава блузы и к вящему веселью галерки встал в стойку французского боксера. Но вместо того чтобы начать раздавать удары направо и налево, он вдруг принялся отчаянно чесать в затылке, бормоча при этом:
– Здравствуйте, господин Пиклюс; доброго здоровья, господин Кокотт; ваш слуга, папаша Рабо.
К стойке направлялся сам господин Пиклюс. Приблизившись, он тихо прошептал на ухо величественной Лампион:
– Это овечки Приятеля-Тулонца. Поэтому давай без глупостей.
А так как она открыла рот, намереваясь ответить, Пиклюс добавил:
– Потерпи до завтрашнего вечера.
Через несколько минут Симилор и его верный Эшалот, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, уже сидели за столом среди пятнадцати-двадцати артистов, знающих свое дело. Это была поистине волшебная ночь: они играли и совсем позабыли о делах. Попав в столь изысканное общество, наши друзья буквально преобразились, и никто из них не вспомнил о покинутом младенце. Впрочем, уже сколько раз Саладена забывали, то под стулом, то подвешенным на гвоздике, хотя, надо признать, здоровье его от этого отнюдь не пострадало. Около четырех часов утра началось какое-то движение. Некто, в ком с первого же взгляда можно было распознать важную персону, вошел через потайную дверь, выходящую на Дорогу Влюбленных. При виде этого черноволосого человека с густыми бакенбардами и в синих очках у обоих приятелей зашевелились смутные воспоминания. Но они так и не смогли придать им ясности, ибо головы их уже были одурманены изобилием изысканных напитков и яств, коих им разом довелось попробовать.
У Лекока не было ни черных бакенбард, ни синих очков. Когда же они все-таки попытались совместными усилиями что-то припомнить, Пиклюс шепнул им:
– Пора бай-бай, мои пташки! Свидание назначено на завтра, на одиннадцать утра; вам предстоит встретиться с самым главным хозяином, господином Матье…
– Так, значит, всем заправляет Трехлапый! – удивленно воскликнул Эшалот.
А Симилор, которого удивить было гораздо сложнее, добавил:
– Я всегда подозревал, что этот обрубок знает свое дело!
Еще не начало светать, когда приятели направились по аллее, ведущей к бульварам. Симилор шел впереди, радостно расправив плечи.
– Смотри, – говорил он, вдыхая полной грудью ночной воздух и выдыхая вместо него чистейшую радость, – видишь, как ярко сверкает на горизонте наше будущее?
Эшалот, чье сердце и желудок были в равной мере переполнены, бросился к приятелю на шею, сжал его в объятиях и пробормотал:
– Наш малыш выйдет в люди!
Фраза эта завершилась истошным воплем. Эшалот отпрянул от Симилора и принялся лихорадочно ощупывать свою спину и подмышки, то есть места, где обычно размещался Саладен. Но Саладена там не было. Движимый неким слепым инстинктом, он даже обыскал карманы: Саладена не было нигде.
К Эшалоту постепенно возвращалась память. Он жалостно заблеял и стрелой полетел к улице Галиот.
– Черт возьми! – пожал плечами стоик Симилор. – Вряд ли кто-нибудь украл его… кому он нужен?
Но так как внезапно до него донесся глухой вой Эшалота, то ему волей-неволей пришлось ускорить шаг. По дороге он заметил, как какой-то мужчина бегом пересек бульвар, и тут же карета, стоявшая на другой стороне бульвара, галопом понеслась прочь.
– Убили женщину! – хрипел тем временем Эшалот, стоявший на коленях перед скамьей. – Убили двух женщин!
В самом деле, возле скамьи в луже крови лежали два женских тела. Стоящий рядом фонарь освещал покоящуюся на куче мусора голову графини Корона, рядом с которой мирно спал Саладен. Здесь же можно было разглядеть мраморно-бледное лицо Эдме Лебер, обрамленное длинными спутанными золотистыми локонами.
IV
УБИТЬ ЖЕНЩИНУ
За несколько минут в разных местах произошло два убийства, однако оба «доказательства преступления» были обнаружены под одной скамьей на бульваре. События последних двух дней разворачивались именно так, как о том рассказала графиня Корона. Часть нашего сюжета, а именно семейная трагедия супругов Шварц, почти подошла к развязке. Все, что зависело от исхода этого спектакля, должно было произойти согласно желанию баронессы, если только в последнюю минуту какие-нибудь тайные и могущественные силы не нарушат создавшегося равновесия. Господин Шварц, поглощенный решающей партией, которую он с присущим ему мрачным упорством собирался доиграть до конца, предоставил прочим событиям разворачиваться так, как им заблагорассудится. Можно было держать пари десять против одного, что роман юных влюбленных Мишеля и Эдме, равно как и Мориса и Бланш завершится банальнейшей развязкой, а именно двумя свадьбами, для которых теперь были устранены все препятствия.
Но кто же в действительности – барон Шварц или его жена – претендовали на роль Провидения в том маленьком мирке, где живут Наши герои?..
Целый день Эдме была счастлива, однако ее все время лихорадило, ибо она лишь недавно оправилась после болезни, и теперь ее ослабленный организм не выдерживал обрушившихся на нее волнений. Бланш с матерью явились в бедное жилище госпожи Лебер. Нежный поцелуй заменил долгие объяснения между баронессой и Эдме. На потертую кушетку легло очаровательное бальное платье.