Черные Мантии
Шрифт:
Всю последнюю неделю я с удвоенной энергией искал посыльного, который пролил бы бальзам на раны твоего истерзанного сердца. Дело в том, что в прошлое воскресенье мне попалась на глаза сентябрьская французская газета. Я прочел ее с жадностью; все, что доходит сюда из Франции, говорит мне о тебе.
Посуди, однако, сама, что испытал я, увидев свое имя, наше имя, напечатанное в том листке, который издается в Париже. Сердце мое едва не выскочило из груди. Раз пишут о нас, то, конечно, чтобы сообщить всему миру: судьи установили истину, и пелена спала с их глаз.
Моя бедная, дорогая жена! В газете не говорилось о нашем оправдании; я пишу «нашем», поскольку тебя обвинили вместе со мной и ты тоже была осуждена. В рубрике «Происшествия» попросту сообщалось о моей смерти.
И я тут же подумал о том, что это сообщение ты могла прочитать – должна была прочитать – по выходе газеты, то есть в сентябре; значит, уже в течение трех месяцев ты, возможно, считаешь меня погибшим.
Если бы я все это знал… Но, может быть, другие газеты не сообщали об этом ничтожном событии?
Может быть… Пока же я ужасно мучился, и, если бы не нашелся посыльный, я бы сам отправился в Париж, рискуя все погубить. Дело в том, что у меня есть опасения, которыми я поделился с тобой лишь наполовину. Несчастный Ламбэр, ставший на несколько часов моим товарищем, сделал мне полупризнание. Наш палач тебя знал; он видел, как ты улыбалась, глядя на спящего малыша; он нашел, что ты красива…
Но я должен с тобой поделиться, потому что не могу больше оставаться один на один с мыслью, которая сводит меня с ума; должен пересказать тебе то, что было написано в сентябрьском номере французской газеты.
Этот демон, Жюли, мне знаком. Это тот, кто… Но узнаешь ли ты этого ночного негодяя?.. В Париже он может встретиться с тобой, не вызвав у тебя никаких подозрений. Нам грозит несчастье. Мне приснился страшный сон.
Да! Мы догадывались об этом! От Кана до Сартэна далеко, но беда ведь летит на крыльях!
Но вернемся к тому, что я должен тебе сообщить и что хотел бы от тебя скрыть! Это о газете. В ней рассказывается о попытке двойного побега, настоящие подробности которого ты узнаешь из моих писем. Газета по-своему преподносит факты, исходя из конечного результата; упомянув о том, что кабатчик Ламбэр должен был быть казнен на следующий день, репортер продолжает:
«По всей видимости, оба осужденных сумели договориться через стену, разделявшую их камеры. У каждого была своя роль. Убийца Ламбэр должен был проделать лаз и раздобыть канат; грабителю Мэйнотту надлежало перепилить решетку окна, выходящего во внутренний двор тюрьмы № 2. Можно лишь удивляться тому, что подобное могло случиться под боком у надзирателей. Начато служебное расследование, и виновные будут строго наказаны. Тюремный служащий Луи – надзиратель Андре Мэйнотта – заключен под стражу на следующий день после побега осужденных.
Предполагается, что Андре Мэйнотт, как более молодой и ловкий, первым беспрепятственно спустился из окна во внутренний тюремный двор; далее он сумел преодолеть две ограды и оказался за пределами тюрьмы. Вторым спускался более тяжеловесный Ламбэр; уже ослабшая веревка оборвалась, и беглец упал, видимо, с большой высоты, так как его тело, найденное на следующий день, было совершенно разбито. Что касается Мэйнотта, то его поиски, которые велись в течение нескольких дней, не дали результата; казалось, его побег увенчался полным успехом, однако депеша от мэра местечка Див, полученная в Кане в субботу вечером, вновь подтвердила: от судьбы не уйдешь!
Были основания думать, что Мэйнотт направился к морю, чтобы попытаться переправиться в Англию. Наряды жандармов вели безуспешные поиски в устьях Орна и Дивы и ежедневно тщательно прочесывали местность, прилегающую к морю. В результате стало известно, что на следующее же утро после побега Мэйнотта некий всадник выехал из Кана и что его конь был оставлен в Диве у испольщика Гийома Меню.
На всаднике были коричневые полотняные штаны, черная куртка и белая шапка.
Между тем в субботу утром на отмели Диветты рыбаки нашли труп; лицо и тело покойника были обглоданы и страшно изуродованы (в этом году прибрежные воды кишат стаями касаток), но удалось опознать остатки одежды – коричневые штаны, серую куртку и белую шапку. Есть все основания полагать, что дерзкий злоумышленник Мэйнотт (Андре) отвязал на берегу чью-то лодку и попытался переправиться на ней в Англию».
Жюли, может быть, это и к лучшему: ведь мертвых не преследуют. Но что подумала ты, моя дорогая жена? О, если ты прочла эту статью – сколько было слез! Ведь ты меня любишь, я в этом уверен! Эта уверенность – мое последнее богатство. Я помню, как ты прощалась со мной.
С воскресенья я перестал жить. Мне необходимо поговорить с тобой, нужно, чтобы ты меня услышала. Да благословит Бог того, кто послал мне наконец человека, которому я могу доверять! Его зовут Шварц, и поначалу это имя меня испугало, но одновременно и обрадовало, потому что напомнило наш милый дом на площади Акаций. В первый раз он зашел к моему хозяину (я служу подручным у оружейного мастера) для того, чтобы купить пару пистолетов. Один из его должников, которому он предъявил иск, что-то против него замышляет. Все это мне не нравится. Меня всегда удивляет, как ради небольших денег люди способны навлекать на себя несчастья.
А помнишь, в тот вечер, когда ты уезжала, на империале дилижанса тоже сидел Шварц, неприметный пассажир с тощим свертком. Но этих Шварцев повсюду так много! Может быть, здесь я встретился с другим Шварцем, поскольку он утверждает, будто никогда не был в Кане; к тому же он богат. Не знаю, почему мне вспомнился этот пассажир с тощим свертком. Он заходил тогда, накануне всех событий, к нашему соседу – полицейскому комиссару. Какими бы малозначительными ни были происшествия того дня, все они мне кажутся важными. Я бережно храню их в своей памяти, пока еще – все скопом, но потом я их систематизирую. Придет час, и я отыщу след, чтобы идти по нему решительно и до конца; я в этом уверен: ведь во мне течет корсиканская кровь! И представь себе: однажды у меня мелькнула мысль, будто тот неприметный пассажир на империале, тот Шварц, вполне мог быть Чернецом.
Мне приходят в голову всевозможные мысли. Я ищу! А недавно мне стало известно одно обстоятельство, которое примирило меня с этим господином Шварцем: ему нужны деньги, но лишь для того, чтобы жениться на женщине, которую он любит. Он познакомился с моим хозяином, и я слышу их разговоры. Шварц любит, и ему необходимо все золото мира для королевы его сердца!
Я еще ни о чем его не просил, но рассчитываю на него и воспользуюсь его лирическим настроением. Он уезжает завтра утром, и я поговорю с ним сегодня вечером. Было бы во много раз лучше, если бы я мог послать тебе мое сердце – и не раскрывать посланцу твоего имени. Во всяком случае, он не будет знать, что связывает нас с тобой.