Черные Мантии
Шрифт:
В один голос они воскликнули:
– Фаншетта!
Дверь в переднюю внезапно распахнулась. На пороге появилась девочка с глазами, полными отваги и любопытства, с высоко поднятой непокорной головой. Ее взгляд пробежал по комнате.
– Мой добрый дедушка, – произнесла она насмешливо-нежно и вместе с тем дерзко-шаловливо, – я принесла тебе козырек.
Потом, вбежав в комнату, она добавила:
– Я никогда не видела мертвецов… Скажи, ты мне покажешь покойника, мой добрый дедушка?
XVII
ПОСЛЕДНЕЕ
Полковник относился к людям, которые ничему не удивляются. Он всегда презирал опасность, кроме разве что тех случаев, когда оказывался на поле брани. В компании головорезов, готовых на все, он по праву считался самым решительным… Хладнокровие полковника сделало его главой таинственного клана, который жил преступлениями – и жил отлично.
Но на земле нет совершенства! Этот завоеватель, чье темное могущество одержало верх над полицией той эпохи, этот суверен, этот святейший папа каторжников, этот полубог, сильный как сам по себе, так и мощью жуткой ассоциации, воплощением которой он являлся, становился слабым, как дитя, перед мадемуазель Фаншеттой, десятилетней девочкой – своей двоюродной племянницей.
Повернувшись к господину Лекоку, бледному от страха и гнева, старик победоносно улыбнулся:
– Как тебе это нравится, Приятель? – проговорил он. – Вот чертенок! Как она сюда пробралась? Найдешь ли другую такую в Париже?
Господин Лекок пожал плечами. Фаншетта, стоя перед ними, переводила взгляд с одного на другого. Ее большие дерзкие глаза блестели на бледном лице.
– Отойди! – бросила она Лекоку. – Я хочу видеть мертвеца.
– Это невозможно… – начал было Лекок.
Маленькая Фаншетта решительно выпрямилась, что вызвало гордую улыбку деда.
– Вот чертенок! – повторил он.
– Отойди! – снова приказала мадемуазель Фаншетта. Поскольку Лекок не торопился подчиниться, глаза девочки загорелись и она заявила дрожащим от гнева голосом:
– Дед хозяин, а ты – ты только слуга, Приятель. Отойди!
Одновременно она отстранила его королевским жестом и двинулась вперед. Лекок хотел ее задержать, но полковник, всплеснув руками, с наивным восхищением, свойственным всем дедушкам и бабушкам, воскликнул:
– И до чего же она нас доведет, а? Чертенок!
Девочка уже разглядывала Мэйнотта. Можно было подумать, что его вид пробудил в ней какие-то воспоминания. Она смотрела на него долго и молча, не выказывая внешне ничего, кроме удивления.
– Странно! – проговорила она наконец. – Он очень похож на спящего…
– Ну, ты довольна, Фаншетта? – спросил полковник.
– Нет! Объясни мне: значит, он не спит?
– Да нет, дорогая, спит, – отозвался старик, невольно понизив голос, – только он никогда больше не проснется.
– Ой! – воскликнула девочка. – Больше никогда…
Ее головка поникла. Лоб и глаза свидетельствовали об усиленной, не по возрасту, работе мысли, но говорила она совсем по-детски.
Оба очевидца этой сцены невольно следили по лицу девочки за сменой ее переживаний.
– Он совсем молодой, – продолжала она. – И, по-моему, очень красивый.
В этих словах не было, никакой чувственности. Фаншетта просто высказала свое мнение. И тем не менее выражение ее лица изменилось, а взгляд смягчился и стал мечтательным.
– Да-да, – кивнул полковник, – бедный парень был довольно красив.
Девочка повернулась было к деду, но тут же вновь перевела взгляд на беднягу Андре.
– Уйдем! – настаивал господин Лекок.
– Нет! – возразила Фаншетта. – Я думала, что смерть не такая.
– Как она рассуждает! В ее-то годы! – восхитился дед.
В его черных волосах мелькают белые, – с удивлением; заметила девочка. – Разве у молодых людей бывают белые волосы?
– Когда они много страдали… – начал полковник.
– Вот как! – вскричала Фаншетта, гневно вскинув голову. – Значит, ему причинили много страданий?
– Довольно, мое сокровище, довольно! – сказал старик повелительным тоном. – Ты уже достаточно насмотрелась.
– Нет! – решительно возразила Фаншетта. – Я слышала, что от страданий умирают.
– Тебе-то что до этого? – попытался ввернуть господин Лекок, неважное настроение которого стало совсем скверным.
Огромные глаза девочки остановились на нем.
– Это ты заставил его страдать! – произнесла она очень тихо, со странным оттенком угрозы в голосе.
Слова Фаншетты привели полковника в замешательство. Она перевела свой взгляд на мертвеца.
– Напрасно я сюда пришла, – проговорила девочка дрожащим голосом. – Никогда в жизни мне не было так грустно.
– Вот почему тебе нужно отсюда уйти, – хором воскликнули мужчины.
– Нет… я не хочу уходить… что-то меня удерживает… Ты совершенно уверен, дедушка, что его нельзя разбудить?
– Что за фантазия! – вскричал господин Лекок. Старик же ответил более спокойно:
– Совершенно уверен, моя девочка.
Фаншетта вздохнула.
– А если попробовать? – подумала она вслух. – Если сделать ему больно… очень больно?!
– Камню нельзя причинить боль, – усмехнулся господин Лекок.
Девочка укоризненно взглянула на него и спросила, обращаясь к старику:
– Это правда, что мертвецы – такие же, как камни?
– Абсолютно такие же, – кивнул полковник.
Фаншетта схватила руку Андре. От прикосновения к его коже дрожь пробежала по ее телу. Однако она прошептала:
– Нет, не такие! Камни твердые и холодные.
Лицо девочки слегка просветлело. Она два или три раза приподняла руку Андре; в третий раз рука Андре выскользнула и упала как мертвая. Фаншетта отступила на несколько шагов. Лекок прошептал на ухо полковнику: