Черные псы пустыни
Шрифт:
Наконец, в руке Дария остался лишь маленький кусочек хлеба. Он вдруг замер. Губы как-то странно искривились, сложились не то в улыбку, не то в ухмылку… Он закинул голову, пошарил взглядом по небу, остановился на Полярной звезде. Закир с Варадом переглянулись и пожали плечами.
— Ты… — начал Дарий, глядя на остатки подливки на дне котелка. Губы по-прежнему странно кривились.
В этот момент Андер был уверен, что Дарий предложит ему облизать котелок и доесть хлеб. Их глаза встретились, и на мгновение
Еще минута, другая… Дарий нахмурился. Андер, кажется, понял, что их объединяло. Впервые за всю жизнь. «Дарий тоже родителям сейчас ни к чему», — догадался он. Эта мысль потрясла его. Их обоих изгнали из-за семейного стола. В этом они равны.
— Ты… — повторил Дарий.
— Ну же, проучи его, чтоб запомнил! — подначил Закир.
— Давай, давай! — присоединился Варад.
Равенство исчезло.
— Он воображает, что он мой сводный брат, вот что. — Дарий хмыкнул. — Но он никому не брат. И не сын. Мать нашла его полудохлого в камышах рядом с ручьем. — Дарий уставился прямо в глаза Андеру. — Отец хотел было его прикончить, чтобы не мучился, да мать не дала. Не потому, что он ей понравился, а просто пожалела.
Дарий тщательно вытер хлебом дно котелка и швырнул кусок на землю, под ноги.
— Знаете, почему он так коротко стрижется? — спросил Дарий, большим пальцем ноги играя кусочком хлеба в пыли. Друзья его раскрыли рты, ожидая продолжения. — Потому что у него волосы вьются кольцами, словно змеи. Он боится, что люди заметят, какой он… не такой, как все… Как будто и без того не видно. — Он показал на Андера. — Посмотрите на его кожу. Как пчелиный воск. В темноте светится. — Все трое засмеялись. — В детстве он обсыпал себя пылью, чтобы другие дети приняли его за своего и играли с ним.
Варад и Закир заржали, как гиены. Андер подумал, что эти двое, скорее всего, помнят, как он, покрытый пылью, сидел в стороне от играющих детей.
— Мать напялила на него шляпу, чтобы солнышко не напекло, — сквозь смех выдавливал из себя Дарий. — У него, видите ли, бывают ожоги от солнца. Он этот дурацкий колпак даже ночью не снимает.
Дарий смеялся и болтал, не останавливаясь. Не всегда можно было понять, о чем он рассказывает, но ни одна из известных ему неприглядных, непристойных, несчастных подробностей жизни Андера не была им упущена в эту ночь. Андеру снова указали на его неполноценность.
Наконец Андер почувствовал, что не в состоянии более
Отойдя подальше, Андер опустился на землю и втянул руки в рукава рубахи. Часто сидел он так по ночам, слушая, как козы жуют траву. Смех от костра доносился и сюда, но он привык к насмешкам. Над ним издевались всю жизнь. И Дарий тоже.
— Если б мы были одни, без этих гадов, — пробубнил себе под нос Андер, — все было б иначе.
Он задрал голову и нашел Звезду-Царицу, ласково обозревавшую свои владения.
— Он дал бы мне тот кусочек хлеба. Обязательно дал бы.
Андер не слишком верил собственным словам. Сколько раз он встречался глазами со своим сводным братом, по многу раз в день долгие годы. Кто знает…
А потом… Андер задремал. Ближе к рассвету у костра раздались женские голоса. Андер перекатился и неуклюже поднялся на колени — руки запутались в рукавах.
У огня стояли три воина, высокие и светловолосые. В свете костра поблескивали мечи.
Андер завопил, вскочил и понесся к костру, на ходу освобождая руки из рукавов. Он сам не понимал, что за сила несла его вперед. Он мог думать только об одном: Дарий в опасности!
Ближайший воин повернулся к Андеру, и тот понял, что перед ним женщина. Она выбросила вперед ногу, и Андер ощутил адскую боль в паху. Он рухнул наземь, скорчился, не помня себя от ужаса. Слышал, как вопили испуганные мальчишки, но ничего не видел, прикрывая ладонями гениталии и не смея к ним прикоснуться. Удары сыпались на него всю жизнь, удары палок, кнута, кулаков и даже козьих копыт, но такого он еще не испытывал. Эта проклятая женщина знала свое ремесло.
Его вздернула в воздух сильная рука. Мошонка казалась распухшей до размеров козьего вымени, кишки переворачивались внутри, как будто в них вонзился острый нож, голова шла кругом, тошнило…
Женщина, брызжа слюной, заорала что-то ему в ухо. Непонятный язык нифилимов. Наверное, что-нибудь вроде: «Не дергайся! Прирежу!»
Она швырнула его к троим распростертым на земле односельчанам. Андер зацепился за вытянутые ноги Закира и упал ничком рядом с Дарием.
Он сразу же почувствовал, что трава под ним была липкой. Ощутил лицом и руками. Понял, что его рубаха испачкалась. Забрезжила шаткая надежда: а что, если это кровь Варада… или, еще лучше, Закира. Но нет. Закир задергался, когда Андер споткнулся о его лодыжки, а Варад хлюпал носом и давился соплями где-то рядом. Андер стиснул зубы, сжал кулаки. Дарий — единственный человек, которому можно было простить все: побои и издевательства, обиды и унижения. Андер почувствовал, как на глазах выступили слезы. В голове пронеслись слова безмолвной молитвы.