Черные псы пустыни

Аллен Джастин

— Как думаешь, найдем мы что-нибудь подходящее в этом городишке?

Пес обнюхал покрытую слоем грязи драгоценность.

— Вряд ли, — вздохнул его новый хозяин. — Придется тащиться дальше. Завтра или послезавтра. Харап, слыхал я, богатый город.

Урук привязал рубин к собачьей шее, стараясь, чтобы шнурок и камень как можно меньше бросались в глаза.

— Ты будешь хранителем моей сокровищницы, Пес. Вряд ли тебя кто-нибудь заподозрит.

Они влились в поток пешеходов.

— Купеческая слобода, —

обратился Урук к своей собаке.

Когда-то на улице, по которой они шли к рынку, обитали самые богатые и почтенные граждане Ура. Но постепенно все богачи переселились в южный район, к реке. Дома их все еще стояли на прежних местах, но превратились в кабаки и притоны. Из окон верхних этажей выглядывали совершенно голые проститутки, осыпая проходящих мимо мужчин ругательствами, а женщин — плевками. В любом другом месте их бы за это избили, но здесь они были в своем праве.

В харчевнях пока пусто, но это ненадолго. Основное времяпрепровождение весьма многих горожан — сидеть в кабаках, напиваться да лапать проституток. К удивлению Урука, женщины Ура не уступали в этом мужчинам.

Местные жители исподлобья кидали на негра с собакой беглые взгляды, но встречаться с ним глазами опасались. Страх витал в воздухе над городом, и Урук не мог понять, в чем дело. Люди боялись не его, не его меча или собаки. Да и собак в городе было достаточно. Кроме того, на глаза все время попадались козы, кошки и крысы. Многие встречные и сами были при оружии. Похоже, эти люди боялись друг друга. Женщина, проходя мимо купца с Инда, опустила взгляд. Купец уставился на свой кошель. Страх окутывал город, как вечерняя дымка.

Перед рынком располагалось самое большое сооружение Ура, Мохенджо-Даро, «холм мертвых». Он возвышался над городом, словно громадный пузырь над глиняным болотом. Вместо двери вход был закрыт плоским камнем, земля перед которым побелела от пепла.

По ночам улицы города — особенно Купеческой слободы — обходили уборщики, которые подбирали тела мертвых и умирающих. В Мохенджо-Даро последних складывали отдельно, так что днем родственники могли найти больных членов семьи, а кое-кто из попадавших в эту громадную могилу покидал ее на собственных ногах. Но такое случалось редко.

Раз в месяц Мохенджо-Даро начиняли углем и сжигали накопившиеся трупы. Жирный темный дым выходил из многочисленных отверстий в верхней части купола, поднимался к небу и рассеивался над окрестностями.

Три дня печь остывала, затем камень откатывали от входа, крестьяне забирали пепел и удобряли им поля.

Возле Мохенджо-Даро пес остановился и принюхался. Урук потрепал его по шее.

— Вот мы и пришли.

Перед ними раскинулся рынок. По краям обширной площади теснились столы и палатки торговцев. В центре площади торговали местные, в основном, крестьяне. Здесь можно было приобрести лен, ячмень, пиво, свиней и коз — живых и поджаренных; хлеб, сласти, полотно. Все, чем богаты благодатные берега реки Ибекс. Урук, впрочем, повернулся к местным производителям спиной. Его интересовало наружное кольцо торговцев.

Ближайшие к Мохенджо-Даро места занимают торговцы с побережья Бенарского залива. Они привозят древесину и известь — своих в южном Шинаре нет. Далее — Кан-Пурам и другие северные города. Урук остановился возле одного из прилавков, глянул на статуэтки — в основном, богини Каллы — и двинулся дальше. С богатого севера приезжали в Ур мелкие торговцы. «Богатые остаются там, в Кан-Пураме», — заметил про себя Урук.

Дошли до самой южной оконечности рынка, где расположились прибывшие из отдаленных краев, из долины Инда и с Нубийских гор. Если и найдется что-нибудь интересное для Урука, то, конечно, здесь.

Медленно продвигаясь вдоль торговых столов, Урук задержался возле группы негров, осматривающих кипу листов папируса. Урук не слишком хорошо понимал, для чего они нужны, но какой-то Модан — так его называли партнеры по торгу — отобрал себе целый ворох и отчаянно за него торговался. Урук пошел дальше.

Затем Урук остановился возле палатки ювелира, повертел в пальцах серебряное кольцо с большим куском лазурита, обсаженного мелкими сердоликами. Смешное колечко, совершенно бесполезное, но симпатичное. У купца из Египта, кроме таких колец, ничего не было.

— У меня есть знакомый в Тимбукту, у него все пальцы в таких перстнях. Он очень умный, а не просто богатый. В библиотеке работает… Ты, может, не знаешь, что такое библиотека?

Урук улыбнулся. Его рубин стоит тысячи таких перстеньков. Не о чем ему толковать с этим торговцем.

— Ты что-нибудь продаешь?

— Ничего стоящего.

— Меч хороший. Из Бенара? — Торговец обвел губы языком. — Пес вот… Худоват, но если откормить…

— Спасибо, подумаю. — Урук вернул перстень, и они пошли дальше.

Урук чуть отстал от пса, когда они добрались до прилавков с диковинными товарами из Харапа и Бахрейна. Столы были завалены какими-то странными инструментами, статуэтками и безделушками, которым приписывают магические свойства. Здесь тоже нет ничего стоящего, решил Урук. Демоновы камни да уловители духов… Ерунда всякая.

Один из прилавков выглядел особенно бедно. За ним сидела беззубая старуха и мусолила во рту кусок кожи. Перед ней лежал один-единственный демонов камень, украшенный кусочками янтаря, да несколько фигурок из дерева. Если у нее и было что-то стоящее, то только не на прилавке.

Урук взял фигурку шакала с длинным хвостом.

— Сама вырезала?

Старуха улыбнулась и вытянула вперед дрожащую руку.

— Которую? — прошамкала она.

— Шакала.

Она подслеповато прищурилась, вздохнула и отрицательно покачала головой.

Пес положил передние лапы на прилавок и обнюхал статуэтки. Добравшись до руки старухи, он лизнул ее. Женщина хихикнула и кончиками пальцев погладила нос собаки.

— Щекотно.

Урук пожалел, что у него нет денег. Почему-то ему захотелось купить эту фигурку. Но кроме «Девственности Каллы», у него ничего не было.