Черные розы для снайпера

Васина Нина Степановна

– Молодец. Давно это было. Я уже не следователь. Я не хочу сниматься или устраивать свою смерть.

– А может, все-таки пару кадров, а? По рюмочке, и пару кадров. Раздеться можно в гардеробной. Я же чувствую, что тебе от меня что-то надо, я чувствую, – погрозил пальцем Стас.

– Слушай, а почему ты вообще в запое? Что-то я такого раньше не помню, ты разве пил, когда мы встретились первый раз?

– В рот не брал, – кивнул Стас, – вел правильный образ жизни, был вегетарианцем. Женщина. Все дело в женщине. Насилие само по себе условно, если ты меня понимаешь. Что есть насилие вообще? Угроза жизни, увечья? А когда тебе водку в рот вливают, потом целуют взасос, потом гуся с кашей, потом гребешки маринованные, а щечки копченые! Насилие по доброте душевной или по любви – самое отвратительное насилие

в мире! Но если разобраться, – доверительно склонился он через стол к Еве, – то насилуют тебя ежеминутно. Как только ты, тепленький, включил рано утром телевизор, ты немедленно насилуешься определенно подобранными фактами общемирового насилия. Тебя насилуют рекламой, толпой в метро, отвратительными манерами, тебя насилует женщина, улыбнувшись, она искалывает тебя шипами своего насильного магнетизма, тебя насилует ребенок, потому что грязный просит милостыню, старик, потому что тащит на твоих глазах пустую бутылку из урны, школьница, потому что умеет посмотреть, как шлюха, шлюха, потому что тебе ее жалко, как школьницу! А ночью один, нет, ты подожди, не перебивай, а ночью я сам себя насилую самой жалостливейшей жалостью и самым отвратительнейшим отвращением. Но как бы там ни было и что бы я ни придумывал для объяснения этого вселенского траханья, все дело в женщине! Аминь.

– Фу-у-у… – выдохнула Ева. – С тобой невозможно разговаривать. Оказывается, в больших дозах ты непереносим.

– Я сразу сказал, что мне надо выпить.

– А я хочу видеть эту женщину.

– Которую именно? – заинтересовался Стас.

– Которая насилует тебя водкой, гусем с гречневой кашей, гребешками и этими…

– И копчеными щечками?

– Точно!

– Тут есть проблема. Я тоже трезвый всегда хочу ее видеть. Но в силу необычайно длинного расстояния я просто физически не попадаю туда трезвым. А пьяный я ощущаю насилие очень болезненно. Очень.

– Я довезу тебя туда трезвым. Обещаю.

– А вот этого не надо! – закричал Покрышкин. – Не надо этого!

– Мы теряем время, – посмотрела Ева на часы. – Тебя изнасиловать одеванием, или ты сам предпочитаешь выбрать цвет рубашки и брюк?

Гостиница в Загорске была полупустой, но в ресторане народ слушал Моцарта – четыре человека в концертных одеждах лихо управлялись со скрипками, фортепиано и флейтой. Пахло водорослями, все ели кальмаров. Хрустов попросил бифштекс, а Полина попросила не резать кальмаров, не заправлять, а подать отваренные тушки отдельно, а соус и зелень отдельно. Ее очень рассмешило, что два отварных яйца тоже подали отдельно – они лежали на блюдце очищенные и голубовато-беззащитные. Соус Полина слизывала с пальца, который медленно засовывала в соусницу, потом вытаскивала, наблюдая стекающие капли.

– Ты здесь живешь? – поинтересовалась она.

– Нет. Я здесь ем.

– В смысле – в городе? Ты живешь в этом городе?

– Иногда. Проездом. – Хрустов очень проголодался и не поднимал глаз от тарелки.

– Слушай, а ты вообще кто, Виктор Степанович?

– Охранник по найму.

– Здорово. А сейчас гуляешь? Я по делу спрашиваю, – кивнула Полина, зажевывая длинный лист салата.

– Нет. Я в пути. Еду в Ярославль.

– Ну! – закричала она радостно и стукнула ладонью по столу. – И я еду в Ярославль! Я от своих отстала ради этого показа в универмаге, а его отменили. Ты когда меня пригласил, я еще подумала, что Загорск – по дороге! А ты собрался добираться отсюда поездом?

– Автостопом. – Хрустов откинулся на спинку стула, вытер рот салфеткой и впервые почувствовал смутное беспокойство.

– Слушай, охранник по найму. – Полина наклонилась к нему, тонкая ткань платья на бретельках отошла, и он увидел совсем рядом темный сосок небольшой круглой груди. – А «Мерседес-шестисотый» с баром и кондиционером тебя устроит? Нет, ты сам представь – женщина одна в такой машине на самой убойной дороге! По ней даже трейлеры ездят стаями.

– А как же ты обходилась раньше без мужчины?

– Иногда вот так, – Полина стукнула по столу дамским «вальтером», у Хрустова округлились глаза. – А иногда, если под настроение, сам понимаешь… У меня одна проблема в жизни – бешеный темперамент.

– Да, я понимаю, – улыбнулся Хрустов.

– А что

ты улыбаешься, что улыбаешься? У тебя что, были женщины лучше меня? Отвечай! Неужели этот растрепанная психолог может…

– Встать придется очень рано, я спешу, – перебил ее Хрустов.

– Уж лучше тогда совсем не ложиться! Я ночь запросто прогулять могу, но если сплю, то до часу дня.

– Полпятого. Я разбужу.

– Бутылку мартини и сок с собой! – крикнула Полина и захлопала в ладоши.

Пока Хрустов отгонял ее машину на стоянку, Полина сняла номер и купила в аптечном киоске в холле гостиницы упаковку презервативов. Когда отстрельщик вошел в распахнутую дверь номера, она уже разделась – для этого ей нужно было снять только платье и трусики – и, голая, смешивала напитки в высоких бокалах.

– Поведешь утром ты? – поинтересовалась Полина, уходя со своим бокалом в ванную. – Тогда я спокойно напьюсь.

– Без проблем! – крикнул Хрустов и утопил в бутылке две таблетки снотворного. Он быстро осмотрел маленькую сумочку. Заграничный паспорт, деньги, дорожные чеки американского банка, помада, крем, два кольца, медальон, уже знакомый ему «вальтер» и пачка презервативов. Ничего настораживающего не было и в осмотренной машине. Хрустов пожал плечами и разделся.

Через час он отнес неподвижную Полину на кровать, постоял, потный, перед зеркалом и вдруг обнаружил, что рассматривает себя как бы глазами женщины. Отстрельщик не спешил, стоял под душем, раздумывая про климактерические особенности мужского возрастного периода и о превратностях судьбы, подарившей ему желание совершенно невероятных женщин именно в этот период. Он собрал свои вещи, тщательно оделся, побрился и вычистил зубы, готовясь к дальней дороге, а потом протер платком все, к чему мог прикоснуться. Впоследствии это оказалось излишним. Потому что Хрустов, добравшись до указанного по телефону адреса, в темном дворе по номеру определил заготовленную для него машину, вытащил ключи из-под бампера, достал сканер и выругался: в машине был поставлен маяк. Он оглянулся, хотя мог поклясться, что слежки нет, да в этом и не было необходимости: маяк сработает перемену частоты, как только завести мотор. Он мог найти маяк и снять, но получается, человек, прилепивший его, был в курсе, что Хрустову готовят машину, и он знает, какую именно. Уж лучше ей остаться во дворе или, если бог поможет, быть завтра угнанной. Его могли отслеживать случайно, «по инерции», могли конкретно по сегодняшнему делу, это не имело особого значения, нужно будет просто сменить коммутатор и код связи с платными помощниками в органах. Хрустов посидел на лавочке в темноте, подумал, оставил ключи в дверце и вернулся в гостиницу поспать пару часов.

Рано утром он подогнал машину Полины ко входу в гостиницу, собрал вещи, еще раз вытер отпечатки, одел женщину и спустился вниз, перекинув ее через плечо.

– Она у меня раньше часа не встает, – объяснил Хрустов удивленному зевающему портье и похлопал по попке у своего лица.

Он уложил Полину сзади, сел за руль, вздохнул, приготовившись к длинной дороге, и подумал еще немного, прежде чем повернуть ключ. Что настораживало: отсутствие у женщины вещей в дорогу и странное совпадение направления передвижения. Хотя Хрустов допускал, что в жизни бывают совпадения, но практически в них не верил. Что было ей в плюс? Она знакома с Далилой и обладает совершенно бешеным темпераментом – такой женщине действительно мужчина нужен всегда. Улыбнулся, вспомнив, как Полина билась под ним и кричала с подвываниями, как он потом обхватил почти безжизненную руку за запястье, твердо решив не дать ей, накачанной снотворным, улететь. Хрустов уезжал из города, когда солнце только слегка развело серое небо на горизонте расплавленным золотом и кровью нового дня и еще не успело тронуть купола церквей.

В шесть тридцать Полина приоткрыла глаза. Она лежала головой на сумке на заднем сиденье своей машины, машина ехала не очень быстро: шел дождь, и предусмотрительный водитель притормаживал у больших выбоин на дороге, кружилась голова, женщина не понимала, где она и что делает.

– Куда ты меня везешь? – спросила она, еле ворочая языком.

– В Ярославль. – Мужчина обернулся, и Полина его вспомнила. – Проснулась?

– Охранник, ты меня охраняешь?

– А как же!