Чёрные Розы
Шрифт:
— Я не подготовилась, — выпаливаю я, сама не зная, почему. Могла бы нафантазировать что угодно и получить пятёрку, я же умею. Но сейчас как заперло.
Волна удивления прокатывается по классу, даже препод удивлён и, как кошка ушки, поднял брови.
— Ну, садись… — бормочет он и что-то ставит в журнал. — Не ожидал от тебя Юлечка, не ожидал.
— Извините, — смущённо улыбаюсь я. Всем мужикам нравится эта улыбка, но понравится ли она Викуле? Украдкой смотрю на свою новую одногруппницу. И лучше бы я этого не делала. Как раз в эту секунду она зевнула, прикрываясь ладошкой. Мне
Всё! Я пропала, мне уже нравятся её ужимки! Держись, Юленька, держись! Поворачиваюсь к преподу:
— Можно, я выйду, на пару минут? — Артистично кручу двумя пальчиками локон, специально приоткрываю рот: так мои губки смотрятся лучше.
— Урок же только начался, была же перемена…
— Зна-а-аю, Виктор Геннадиевич, но мне очень трудно терпеть. — Смотрю ему прямо в глаза и часто-часто моргаю (это уже «смертельный номер», мужики от такого — как малолетние пацаны со спермотоксикозом).
— Ну ладно, иди, Юлька.
Слышу повторение имя «Юлька» с задних рядов. Что, завидно, что меня профессор любит?
Подхожу к своей парте и беру телефон.
— Юль ты куда? — шёпотом спрашивает меня Вика и легонько касается моей руки. Всё, мне уже никуда не надо! Хочется сесть рядом с ней и любоваться ею, как Сашкой (или вернее, так, как Сашка мной).
Глубоко вздыхаю, пытаюсь привести мысли в порядок.
— Я сейчас вернусь. — Мне всё тяжелее сопротивляться своим чувствам. Я хочу её, мне нужно себе признаться в том, что я хочу её.
«Терпи, терпи, маленькая, — успокаиваю себя. — Скоро Сашка вернётся, и всё будет по-прежнему». Так не хочу снова попадать в зависимость от этих «розовых отношений»!
— Ну-у-у, быстрее, — подгоняет меня преподаватель. — Одна нога здесь, другая там. А телефон тебе зачем?
— Надо, — улыбаюсь я ему и исчезаю за дверью.
В коридорах темно и холодно. В такое время уже начинает темнеть, а свет пока не включают. Я бреду по ним, как больная, у меня на душе какой-то странный сплав предчувствия и безнадёги. Вспоминаю тот лагерь, ведь я тогда чуть не отлизала девушке. Это было близко, совсем близко. И кто додумался поставить сдвоенные кровати? Мы с Иришкой спали рядом и каждую ночь держались за руки. Она называла это «пошалить». Шалость заключались в невинных поглаживаниях и поцелуйчиках. Но кто знал, что за это придётся расплачиваться, тем более сейчас, когда у меня есть парень? Помню, как она впервые поцеловала меня в сосок (грудью я это тогда никак не могла назвать, да и сейчас она не сильно-то больше стала). Только сейчас я вся как-то оформилась, а тогда я была обычным подростком, совсем мелкой. И как мне только в голову пришло творить подобное?
Помню, как мы раздевались до трусиков и гладили друг друга по ночам. Я уже тогда понимала, что я розовая, но не до такой же степени! Я была наивным подростком и поддалась искушению. А потом мы целовались, я целовала её губы, целовала её грудь — у неё действительно уже была грудь, и мне это дико нравилось. Я целовала её в животик. Стоп, целовала ли я её ниже? Помню, как мне дико хотелось залезть ей в трусики, помню, как целовала её писечку через ткань
Сглатываю, прислоняюсь спиной к холодной стене и закрываю глаза. Меня мутит, я вспоминаю то, что хотела бы забыть и выбросить из своей биографии. Вспоминаю Сашку, но не могу перекрыть одними воспоминаниями другие. С Сашкой всё было вот только-только и ещё не успело обрести какой-то сакральный смысл.
Так с Сашкой я потеряла девственность или с Иришкой тогда в детском лагере? Сашка или Иришка? Стоп, а как же Вика? Она же прямо сейчас ворует меня у Сашки. Чёрт, какой сложный выбор!
Хватаю телефон и набираю его номер.
— Приветик, ласточка! — слышу в ответ. — Что, соскучилась?
— Са-аш, поговори со мной. — У меня на глазах даже слёзы выступили при этих словах.
— Соскучилась-таки, — слышу его довольный голос. — Прости, любимая, но сейчас никак. Слишком много работы. Давай вечерком созвонимся.
— Давай. — Я кладу трубку.
«Дура-а-а-ак! Ой, дурак! Сашенька, у тебя же Юлечку уводят». «Юлечку», — повторяю своё имя, и мне становится так жаль себя. Неужели я так слаба на передок? Неужели позволю охомутать себя какой-то наглой девице? У меня есть парень, которого я люблю, есть друзья, есть мама, есть институт, где я круглая отличница. Перечисляя всё это и не могу понять, как оно меня удержит от «розового соблазна», но как-то же должно, потому что у меня, кроме этого, больше ничего нет.
Возвращаюсь в аудиторию и сажусь на своё место возле Викули. Она наклоняется ко мне и шепчет:
— Не расстраивайся, исправишь, я видела, он точку поставил.
Смотрю на неё: какой наивный взгляд! Она и впрямь помочь мне хочет. Ну почему, почему она такая классная?! Лучше бы нагрубила мне, чем смотрела на меня вот так. Инстинктивно беру её за руку. Она это чувствует, но не сопротивляется.
«Поцелуй её», — подсказывает сердце.
«Ты что, дурра?» — подсказывает мне разум. А я между ними, как между двух огней, разрываюсь — ни туда, ни сюда.
Смотрю ей в глаза и говорю:
— Пообедаем вместе в студенческой столовой? — А сама понимаю, что фактически приглашаю её на свидание. Первое наше официальное свидание, и это при живом-то Сашке! Что я творю?!
— Коне-е-ечно, — улыбается она.
— Юлька! — одёргивает меня препод. — Вы там что, не наговорились?
«Мы только что познакомились», — мысленно отвечаю я и замолкаю, продолжаю лишь украдкой на неё поглядывать. Мне больше и не надо, лишь бы она сидела рядом. Чёрт, я даже думать начинаю стихами! Что со мной творится?!
В таких случая я всегда принимаю верное, как мне кажется, решение: не сопротивляться. Пусть всё будет так, как должно быть. Рисую ещё одно сердечко в конспекте и через силу пишу в нём «Сашка». Вика это видит и улыбается, улыбаюсь и я ей. А что теперь писать? «Вика»? Кстати, «Вика», «Викулечка», «Викусенька» — очень красивое имя, так звучит нараспев, «Викуля». Ловлю себя на том, что повторяю про себя её имя, а вовсе не слушаю препода. Эх, Юлька, куда ты катишься?!
— Юлька, ты такая клёвая! — вдруг прижимается ко мне Вика. — Я так рада, что мы с тобой познакомились!